Мирские жители

Как-то раз джинн проснулся от проникающего всюду грома: небеса были прорезаны призрачными косами полыхающего сияния. Не знал джинн, что такое косы, но видел, как крестьяне косили урожай ― там видел он их. Небеса прорезаны полукруглыми изгибами молний ― таких не бывает в природе, а в воздухе пахнет озоном. Звезда рассылает по небу колючие лучи, и каждый луч, как липкий жадный рот, захватывает в себя воздух ― так казалось джинну. Нестерпимый ужас объял джинна, забился он в свои берлоги. В подземные укрывища, где почивал он бок-о-бок со зверьем. Но все стихло уже в ближайшие часы: пылающий мечтой всего лишь брал пробы атмосферы, пролетая на небесных воздусях. Небо хранило иероглиф, оставленный асуром: имена Господа были выписаны там, на небе! Успокоился джинн и еще долго почивал в своем логове. Но со временем ему во снах стало являться чудесное видение пылающих молний, снова и снова вспоминал джинн горящие небеса и мрачные вихри хаоса вокруг небесных кораблей. А когда джинн попытался нарисовать новый благой узор, наполнить поля ароматами зерна, вложить в головы пьяниц тягу к ароматному хмелю ― то направляющие узора сбились, и не увидел джинн в нем больше блага. Вместо этого узор эмоций потускнел, а узор желаний, который заставлял джинна трепетать в страстном восторге от каждого выпитого человеком бокала вина ― он оборвался темными нитями. И увидел джинн всю свою жизнь и ужаснулся своим грехам. Увидел он свою судьбу: безвидную, наполненную злодеяниями. Увидел он все дела свои ― бесчестные, недобрые, немудрые, неразумные, коварные. Увидел он, как из-за него мир расцветал темной слабостью, корыстью, пагубами, пьянством, развратом, бесчестьем. И увидел джинн то, чего раньше никогда не видывал: саму мирскую душу ― объект мощи, мерцающий в  глубинах хаоса и чудесной песни, которая приходила из высших миров. Джинн понял: он защищал тварный мир, был темен, и не было в нем света. Хлопнул джинн ладонями, принявшими вдруг ужасающий размах, и вложил он туда невообразимую энергию. Но теперь эта энергия не была аккуратно выпестованной вязью пьяных страстей. Теперь это был лишь инструмент, энергетический луч, меняющий мир. Сказал джинн: отрекаюсь от своих братьев, теперь имя мне ― «сокрушающий горы»!

Глубоки недра подземной цитадели. Черные стены опоясывают гранями внутренние убранства, там подобно хрусталю в огне сияют неисчислимые богатства: золотые жилы как полноводные реки, а драгоценные камни в тончайших оправах сияют блеском подобно ласковому лету, наступившему среди морозной белой стужи.

Четыре камня указывают в небо, четыре вершины уставились своими остриями в искусственное небо, созданное могучим усилием великих мастеров. Четыре пика одели плечи и грудь каменными доспехами. Этого рукотворного камня никогда не касалось ничто природное: в недрах горных горнов был сотворен он. Восседает бывший джинн на троне, созерцая богатства подземных мастеров. Под жилыми комплексами слышен гул огромных машин: как будто сами горы сходятся, окружают их вихри усмиренной бунтующей силы. Машины сжимают само пространство и истекают ядом: ядовитые реки силами очертили горные владения. Машины указывают тонкими иглами линии создания новых мест, а за ними, глубоко в недрах, следят чуткие операторы: ошибки бедами могут обернуться в необузданной силе горных ваятелей!

Очертились владения, опоясанные мощью, очертились и ус­тановили свои границы. Безраздельно владычествовал там бывший джинн, вместе с примкнувшими к нему. Да вот беда: сии места теперь оказались единственным царством разума на планете, среди целого океана примитивных душевных инстинктов. Хранил оазис науки несметные богатства, сотворенные мастерами. Поэтому в дэвах, что целой россыпью городов селились вокруг, – в них разгорелась жадность: решили они завладеть всеми богатствами этого мира под благовидным предлогом. Ведь дэвы все делают исключительно под благовидным предлогом! Сказали дэвы: все созданное в этом подгорном мире выпадает из сферы страстей дэвов и само пространство неподвластно нашим тягам: а значит, там злое ― откройтесь же доброму. Сей ультиматум, приведенный к ло­гически-точному виду означал: там, где дэвы не властны ― зло. Отдайте все ценное нам ― тогда оно станет добром, конечно же.