– Но это еще не все, что мне удалось узнать, господин. Гурийцы проговорились, что с ними в заговоре состоит человек по имени Бадри. Он живет в месте под названием Каликат. Кажется, именно там и спрятан твой мальчик.
– Другое дело! – оживился Никита Схоларий. – Деревня Каликат находится в часе езды от Трапезунда. Ночь сегодня на редкость светлая и звездная, поэтому мы можем отправиться туда прямо сейчас и еще до рассвета успеем проверить полученные тобою сведения.
– Я наслышан об этом Бадри, господин, – заявил один из спутников великого логофета. – Он – не кто иной, как проклятый контрабандист, которого за все его темные делишки давно следует вздернуть на Майдане69
.– Его преступления, Нестор, меня нынче волнуют менее всего. Приготовь дюжину людей. Мы с тобой немедленно отправляемся в Каликат, – приказал великий логофет и обратился к своему второму спутнику. – А ты, Макар, остаешься здесь. Можешь более не церемониться с подлыми гурийцами и в полной мере наказать их за нанесенное мне оскорбление.
– Будь уверен, господин, я в точности выполню твой приказ, – подтвердил второй сподвижник великого логофета по имени Макар.
– А ты, Филат, – тут дело дошло и до меня, – отправляйся обратно в Цитадель. Порученное мной задание выполнено. Ты мне больше без надобности.
Подчинившись приказу Никиты Схолария, я вновь залез на гнедо-пегую лошадь и в сопровождении все того же воина по имени Ипатий отправился в обратный путь. Из-за бессонной ночи и изрядного напряжения я ощущал усталость, от которой меня очень сильно стало клонить в сон. В то же самое время меня распирало от гордости, потому как я сумел справиться с непростым заданием великого логофета и теперь с полным триумфом возвращался во дворец.
Глава 10. Архивные будни
В Цитадель я вернулся с первыми предрассветными лучами солнца, не сумев перехватить даже пары часов для сна. Мой сосед Михаил Панарет отчего-то был особенно угрюм этим утром. Парень все время молчал, и я был рад, что он ни о чем не расспрашивает меня.
Оставаясь по-прежнему крайне взбудораженным заданием Никиты Схолария и событиями прошлой ночи, я спустился в архив и покорно принял от Ливадина большую стопку бумаг. Это означало, что нелюбимой работой писаря мне предстояло заниматься до конца дня.
– Филат, мне доложили, что тебе вчера нездоровилось, – озабоченно посмотрел на меня Ливадин.
– Так и было, господин, но теперь я чувствую себя намного лучше, – уверил я учителя, не желая говорить о своем мнимом недомогании.
– Я не припомню, мой мальчик, когда ты в последний раз хворал. Скажи мне, отчего у тебя могло случиться столь неожиданное болезненное состояние?
– Наверное, когда я был в городе, то съел что-то не то, – беззастенчиво соврал я, надеясь на то, что Ливадин затеял весь этот разговор вовсе не потому, что Панарет выдал меня.
– Тебе, Филат, не стоит проводить так много времени в городе, – укорил меня учитель, а я вздохнул с облегчением, ведь о том, что я две ночи подряд не спал во дворце, Ливадин не знал. – Если к твоим талантам прибавить немного больше усердия и усидчивости, то из тебя выйдет большой толк.
– Угу, – невесело промычал я в ответ, ведь только Ливадин умел и похвалить, и упрекнуть одновременно.
– У тебя настоящий дар божий! Как ты этого не понимаешь! Ты обязан посветить себя полезному и важному делу, а не тратить свою жизнь на пустые похождения в городе, где так много ненужных и вредных соблазнов для молодых людей вроде тебя! – в очередной раз наставлял меня Ливадин, а ведь он не мог знать, что именно этой ночью я применил свои так называемые таланты на пользу дела и спас, как мне искренне хотелось верить, от злостных похитителей невинного ребенка.
Отчаявшись вселить в меня неистовую преданность делу архива, в котором Ливадин успел увидеть смысл и вершину своего существования, учитель отпустил меня в библиотеку, где я прилежно взялся за калам.
Время тянулось предательски медленно, при этом ничего особенного не происходило. Я сгорал от нетерпения узнать, чем закончилась ночная история и удалось ли Никите Схоларию отыскать своего пятилетнего мальчика Геркулеса в деревне Каликат у контрабандиста по имени Бадри. Я понимал, что дело является крайне секретным и о том, как я провел прошлую ночь, мне следовало молчать. Однако мое любопытство разгоралось все сильнее и с каждым часом намного больше мучило меня.
Занимал меня и другой, не менее важный вопрос. Отчего с таким деликатным заданием Никита Схоларий решил обратиться ко мне, ведь великому логофету было вполне достаточно схватить двух гурийцев и учинить допрос. Конечно, преступники могли проявить упорство. В этом случае императорский чиновник рисковал упустить драгоценное время, которое могло уйти на то, чтобы как следует разговорить двух нечестивых гурийцев.