Миртаит из Трапезунда

Я решил, что Косой, а именно так я про себя прозвал хозяина полуразвалившегося постоялого двора, был из хитрецов и, должно быть, смекнул, что за свое содействие важному человеку он может получить щедрую награду. У меня же Косой не вызывал ни малейшего доверия, и я даже принялся молиться Богу о том, чтобы выбраться из предстоящего мне испытания живым. Судя по всему, речь шла о похищении и двое гурийцев, к которым я должен был отправиться, являлись более чем опасными людьми. В случае если я буду раскрыт, они вполне могут убить меня. При этом я не был уверен, что Никита Схоларий успеет вовремя прийти мне на помощь.

– Ступайте! – властно скомандовал великий логофет.

Следом за Косым я покинул мрачную коморку полуподвального помещения постоялого двора. По скрипучей черной лестнице я поднялся наверх и оказался на кухне, которая была не менее грязной и вонючей, чем весь дом Косого.

– Переодевайся здесь, – глухим голосом приказал Косой и бросил в меня лохмотья, которые временно должны были служить мне одеждой. – Те двое, что нужны твоему господину, находятся за стеной, – и хозяин постоялого двора указал на глиняную стену перед моим носом, сильно заляпанную сажей и жиром.

Я замер, пытаясь расслышать из-за стены хотя бы какие-то голоса. Напрасно. Стены старого здания оказались толстыми и непроницаемыми для посторонних звуков. Я напрягся, ведь это создавало дополнительные трудности. Для того чтобы слышать все разговоры гурийцев, мне каким-то образом нужно было постоянно находиться в их комнате, а осуществить такое было не так уж и просто.

Скинув с себя одежду, я спрятал свои вещи под изрядно потрепанное покрывало, лежащее на ближайшей скамье, и натянул на себя вонючие лохмотья. Для пущей убедительности Косой измазал мое лицо сажей. Предположу, что вид у меня получился ужасающе убогий.

– Еду и вино, в общем, все, что гости потребуют, бери на столе, – распорядился Косой. – А теперь отнеси им вина. Наверняка они успели осушить обе бутылки из тех, что я им оставил.

Я глубоко вдохнул, а потом звучно выдохнул. Пути назад не было, и я, схватив кувшин с напрочь отбитой ручкой, отправился в комнату к врагам Никиты Схолария. Постучав в дверь и услышав пару рыгающих звуков, я несмело вошел внутрь. В полутемном помещении я увидел двух верзил, которые сидели за столом и с явным недовольством таращились на меня.

– Я принес вино, господа, – пробубнил я, неловко поклонившись.

– Давай вино сюда, малец, – приказал мне мужчина с густой и растрепанной бородой.

Гуриец говорил на своем родном языке, поэтому я изобразил туповатое выражение на лице и замер в ожидании. В моих глазах легко читались паника и безудержный страх, имитировать которые, признаюсь, мне не приходилось.

– Стол, – произнес бородач со страшным акцентом по-гречески и бросил своему приятелю на гурийском диалекте грузинского языка. – Эти греки, как тупоголовые бараны, совсем не понимают нашего языка.

Я услужливо поставил кувшин с вином на стол и вновь неуклюже поклонился. Оба гурийца зычно загоготали. По-видимому, им понравился подобострастный и неуклюжий увалень, которого я старательно изображал.

– Мелкий ублюдок хочет заработать медяк, – предположил бородач на своем родном языке и кинул мне на греческом. – Наливать!

Я сделал то, что потребовал от меня бородатый гуриец. Вероятно, он был единственным из преступной двоицы, кто владел греческим языком. Точнее, он знал отдельные слова, которые и позволяли ему на примитивном уровне объяснять мне свои пожелания. Второй гуриец с большим носом и густыми сросшимися бровями на переносице был из молчунов. По-гречески он не сказал мне ни единого слова, а на своем родном языке предпочитал обходиться исключительно короткими и рублеными фразами.

– Мясо! Тащи мясо! – была следующая команда на греческом языке, полученная мною от бородача.

Я побежал на кухню и взял большой кусок давно остывшей говядины, а также хлеб и сыр не первой свежести, которые нашел на кухонном столе. Косой тем временем громко посапывал, растянувшись на голой лавке, и, похоже, ничем более не собирался мне помогать.

На мое повторное появление в комнате гурийцы не обратили никакого внимания. Мужчины с увлечением обсуждали прелести некой девицы по имени Сара. Как я понял из их разговора, продажной женщины, что пришлась им обоим по вкусу. В выражениях мужчины не стеснялись, и даже то, что я смог разобрать из их нецензурной лексики, ввело меня в краску. От полного разоблачения меня спасла, пожалуй, только сажа, обильно покрывавшая мое лицо.

– Режь, – с ухмылкой передал мне свой большой нож с костяной ручкой бородач и заявил приятелю на своем языке: – Ты знаешь, а мне доставляет удовольствие, когда этот греческий ублюдок для нас так старается.

Разыгрывать полнейшее непонимание оказалось намного сложнее, чем я себе представлял. Я старался как мог, не реагировать на те слова и оскорбления, которыми обильно осыпали меня гурийцы, и думал главным образом о том, как мне изловчиться и суметь остаться в их комнате, когда все указания бородача будут исполнены.