Миртаит из Трапезунда

Самому мне, разумеется, была по душе иная мысль. Я надеялся, что Никита Схоларий решил испытать меня, прежде чем взять к себе на службу. Не скрою, я до сих пор надеялся, что получил титул миртаита при императорском дворе Трапезунда неслучайно и в ближайшем будущем последуют те самые особые распоряжения (о которых говорил Ливадин), что позволят мне с легким сердцем покинуть скучный архив и нудную бумажную работу.

День постепенно клонился к вечеру, когда я поставил последнюю загогулину на очередной императорской простагме. Мне оставалось сдать проделанную за день работу Ливадину, а после этого отправиться на дворцовую кухню, чтобы перехватить себе на ужин что-нибудь сытное и вкусное.

Как раз в это время в библиотеке появился господин Агапит. Помощник Никиты Схолария не спеша приблизился к моему столу и картинно скрестил руки на своей груди. Длинные волосы Агапита были уложены идеально ровными, изящно ниспадающими на плечи локонами, а богатые шелковые одежды подчеркивали статность и гибкость его кажущейся совершенно безупречной фигуры. Не мог я не уловить и приятный сладковато-пряный запах благовоний, который появился в библиотеке вместе с красавцем Агапитом.

– Вот это пожаловал тебе господин Никита Схоларий, – как будто исподволь проговорил Агапит, и на моем столе появился тяжелый, туго набитый монетами кошель. – Ты вполне сносно справился с его поручением, и господин передает тебе свою благодарность.

Не в пример нашей первой встрече, когда Агапит не смотрел на меня, теперь помощник Никиты Схолария оценивающе изучал меня, не иначе как пытаясь понять, есть ли во мне что-то особенное или нет.

– Значит, Геркулеса нашли? – решился я удовлетворить мучившее меня весь день любопытство.

– Да, нашли, и именно в том месте, которое ты указал, – все так же нехотя признал Агапит.

– Кто такой этот мальчик? Он сын господина?

Красивые глаза Агапита округлились, и он, потеряв свою манерную невозмутимость, неожиданно звонко и задорно рассмеялся. Однако, очень быстро овладев собой, помощник Никиты Схолария ответил мне прежним подчеркнуто сдержанным тоном:

– Нет, Геркулес – любимый конь великого логофета.

– Как конь? – пришел я в полнейшее замешательство.

– Некоторые жеребцы для своих господ подороже кровных сыновей будут, – промолвил красавец, и я почувствовал слегка заметную нотку горечи в его голосе.

– А что стало с похитителями?

– Они не дожили и до полудня, – безразлично пожал плечами жестокосердный Агапит.

– Преступники были убиты без императорского суда?

– Ах, да ты так наивен! Какая прелесть! – излишне наигранно изумился Агапит. – Ведь эти, как ты сказал, преступники – не люди, а настоящие человеческие отбросы, что посмели нанести оскорбление самому влиятельному господину в империи. Неужели ты думаешь, что после этого они заслуживают императорского суда?

Я не знал, как мне реагировать на столь неожиданно заданный более чем прямой вопрос. Агапит же, исполнив свое поручение, потерял ко мне и к нашему разговору всякий интерес. Не прощаясь, он неторопливо развернулся и направился к выходу из библиотеки.

Мне было сложно сформулировать свое отношение к этому странному господину. Обычно человек мне либо нравился, либо нет, а этот чудной господин вызывал у меня только явное недоумение своим крайне эксцентричным поведением. Я подумал, что Агапит должен был быть неглуп, раз сам Никита Схоларий держал его при себе. К тому же как секретарь важного императорского чиновника он должен был знать немало тайн и секретов, что не могло не вызывать у меня страшного любопытства.

Взвесив в руке кошель, принесенный мне Агапитом, я заглянул в него и обнаружил сорок асперов. Обрадовавшись неожиданной щедрости Никиты Схолария, я одновременно очень сильно удивился. Похоже, что красавец Агапит оказался прав и конь Геркулес имел огромную ценность для своего хозяина. Значимость животного была настолько высока, что Никита Схоларий учинил целое тайное расследование и, разыскав похитителей, расправился с ними самолично, легко пренебрегая законами Трапезундской империи. Понемногу я начал осознавать всю могущественность и влиятельность великого логофета в Трапезунде.

С бумагами в охапке я спустился вниз. Ливадина в архиве не было. Поэтому в ожидании возвращения своего учителя я уселся на стул рядом со всегда дружелюбным и улыбающимся всем вокруг писарем Дмитрием.

– Ты опять писал императорский хрисовул? – с интересом посмотрел на бумаги в моих руках Дмитрий.

– Нет, только четыре простагмы и несколько других, совсем незначительных письменных распоряжений, – охотно отозвался я.

– Покажи!

Я протянул Дмитрию документы, на работу с которыми ушел весь мой день.

– У тебя в самом деле красивый почерк! – радостно сообщил мне Дмитрий. – Теперь я вижу, что господин Ливадин не зря хвалит тебя и ставит нам в пример!