Миры Артура Гордона Пима

Обдумывая ситуацию Лиламы и Пима, вы должны принять во внимание, что старшие члены семейства, вероятно, не скоро узнали о любви, вспыхнувшей между ними двумя, и даже когда узнали, не усомнились в своей способности «влиять на положение дел» по своему усмотрению. В подобном случае, по понятиям хилилитов, не имелось никаких серьезных препятствий к браку Лиламы и молодого Пима. Хилилиты полагали, что истинное счастье обретается только через чувства; и хотя они, безусловно, контролировали бы обстоятельства, ведущие к явно неблагоразумному браку шестнадцатилетней девушки – ибо также полагали необходимым правильное воспитание чувств, – они не стали бы препятствовать даже заведомо неблагоразумному браку в случае, когда чувства двух молодых людей настойчиво требовали бы такого союза – я имею в виду, даже если бы с точки зрения рассудка такой брак представлялся неблагоразумным. Но довольно, однако. Время уже позднее, и до восьми часов завтрашнего вечера я не начну повествования о волнующих событиях, вскоре случившихся в жизни прекрасной Лиламы, и о приключениях Пима и Петерса – приключениях столь ужасных, что еще на протяжении многих грядущих веков рассказ о них будет передаваться из поколения в поколение на тех мирных и безмятежных островах.

Глава тринадцатая

На следующее утро я покинул гостиницу в связи с какими-то своими пустячными делами, а по возвращении застал в своем номере Артура, поджидавшего меня. Он стоял возле стола и перелистывал страницы одной из моих книг. Малый с великим интересом рассматривал иллюстрацию в труде по палеонтологии, который я случайно прихватил наряду с несколькими своими любимыми книгами, привезенными из Англии. Столь сильно заинтересовавшая Артура иллюстрация, как я увидел по приближении, представляла скелет доисторического мамонта и стоящего рядом человека – вне всяких сомнений изображенного на рисунке с целью показать соотношение размеров. Когда я подступил вплотную к Артуру, он перевернул страницу, и на следующей мы увидели еще более впечатляющий рисунок: реконструкцию мамонта, покрытого длинной жесткой шерстью, с огромными бивнями и всем прочим. Артур, движимый обычной своей любознательностью, попросил рассказать «про все это» – и я, движимый обычным своим желанием утолить жажду знаний любого человека, даже в мелочах (хотя мамонта едва ли можно назвать мелочью), вкратце осветил тему, упомянув о различиях между мастодонтными и слоновыми мамонтами; а затем между прочим заметил, что американский mastodon giganteus, найденный недалеко отсюда, на Миссури, лет тридцать назад, ныне находится в Британском музее, где я его и видел. Разумеется, Артур засыпал меня вопросами относительно «громадины», которую я видел собственными глазами. И я по памяти описал мамонта по возможности подробнее и красочнее, упомянув, что он свыше двадцати футов в длину и около десяти футов в высоту. Казалось, Артур задумался на минуту, в то время как я уселся в кресло и развернул утреннюю газету. После непродолжительной паузы он попросил позволения обратиться ко мне, ибо несмотря на всю свою неотесанность, имел представление о правилах приличия и соблюдал оные в общении с людьми, ему приятными. Я дал испрошенное позволение, и он сказал:

– Я просто хотел сказать, сэр, что мне страшно хотелось бы, чтобы вы разрешили мне прийти к вам вечером и тихонько посидеть в уголке, покуда доктор Бейнбридж рассказывает про Пима и Петерса. Я знаю, по великой доброте своей, вы до сих пор пересказывали мне все, что слышали. Но нынче вечером он собирается рассказать про любовь той прекрасной женщины к Пиму, и мне жуть как не терпится услышать все сегодня же. Там должны произойти потрясающие события, и я заранее жалею туземцев, коли они пойдут против того орангутаноподобного Петерса. Вы говорили, что я буду нарушать плавное повествование доктора Бейнбриджа своей беготней туда-сюда. Но я не стану никуда бегать. Не стану, и все тут. Нравится это хозяину или не нравится – придется проглотить; я ведь могу и уйти с места. Прямо по соседству я могу снять комнату над магазином, и мы с одним моим приятелем говорили о том, чтобы летом открыть мороженицу – да, я уйду, коли хозяину это не понравится. Я работаю весь день напролет и половину ночи впридачу; я не могу пропустить стаканчик без того, чтобы не получить нагоняй; и если мне нельзя послушать культурного человека, когда имеется такая возможность, очень жаль. Нет, не не стану прерывать рассказчика.

В общем, в конце концов я дал свое согласие, и Артур удалился радостный. Я упоминаю об этом эпизоде, чтобы объяснить свою позицию. Один сведущий человек сказал, что постоянство – золото, каковое высказывание цитировалось достаточно часто, чтобы считаться истинным. Прежде я говорил, что Артуру не следует присутствовать при визитах доктора Бейнбриджа, рассказывающего историю Дирка Петерса; а теперь, когда из вечера в вечер малый будет сидеть в углу моей гостиной, я нахожу нужным посвятить читателя во все обстоятельства.