Миры Филипа Фармера. Том 16. Дейра. Повести и рассказы

— Мне доводилось видеть ветвистые молнии, вроде деревьев, — пробормотал я. — Но это первое дерево… — Голос мой прервался. — Нет, это уже бред. Сначала доберемся туда, а потом будем судить.

Мы свернули с проселка на пересекающее его шоссе. Это была государственная автотрасса, проходящая мимо аэропорта и в полутора милях отсюда упиравшаяся в Мелтонвилль. Восточная часть неба снова озарилась вспышкой, и мы поняли, что взрыв произошел гораздо ближе, чем нам поначалу померещилось.

Мы поспешили вперед, готовые в любую секунду кинуться к лесу в случае угрозы. Пройдя полмили, я внезапно остановился как вкопанный.

— Что случилось? — шепотом спросила Алиса, налетев на меня.

— Что-то я не припоминаю здесь ручья, — медленно ответил я. — Совершенно точно — раньше его здесь не было. Я тут часто бродил в бойскаутские годы.

Однако сейчас ручей был. Он тек с востока, со стороны Наспина, и сворачивал на юго-запад, в сторону от реки. Русло перерезало автотрассу, образовывая в дорожном полотне пролом шириной в добрых тридцать футов. Кто-то притащил два длинных древесных ствола, перебросил их через ручей и перекрыл досками, соорудив некое подобие моста.

Мы пересекли ручей и двинулись было дальше по шоссе, но еще один взрыв слева подсказал нам, что мы свернули с пути. Этот взрыв прогремел совсем рядом, на дальнем краю обширного луга, где, как мне помнилось, находилась автостоянка.

Алиса принюхалась.

— Пахнет горелой зеленью.

— Точно. — Я указал на дальний берег ручья, хорошо освещенный луной. — Посмотрите.

Берег и дно ручья устилали полуобгорелые, изломанные стебли и ветви каких-то растений размером с добрую сосну, разбросанные в радиусе футов двадцати.

Что это означает? Оставалось подойти поближе и посмотреть. Поэтому когда мы внезапно достигли конца русла, окруженного толпой Человек эдак в сто, то усердно заработали локтями, чтобы выяснить, что же такое там происходит.

Мы этого так и не выяснили.

— Он опять переборщил с Хмелем! — истошно завопила вдруг какая-то женщина.

— Спасайся кто может! — взревел мужчина.

И ночь мгновенно взорвалась дикими воплями. В темноте замелькали обнаженные тела. Крича и толкаясь, люди рассыпались в стороны. Однако, несмотря на безумную спешку, все весело смеялись, словно предвкушая хорошую потеху, — странная смесь паники и пренебрежения к опасности.

Я схватил Алису за руку и потащил за ними.

— Что стряслось? — крикнул я поравнявшемуся с нами мужчине.

Тот представлял собой невероятное зрелище. Это был первый увиденный мной в Зоне человек, на котором была одежда. Голову его покрывала красная феска с кисточкой, туловище опоясывал светло-зеленый широкий пояс, за который была заткнута кривая сабля под таким непривычным углом, что скорее напоминала румпель. Иллюзия усугублялась скоростью, с которой он мчался.

Услыхав мой возглас, мужчина окинул нас диким взором, вполне соответствовавшим нелепости наряда, и что-то гаркнул.

— А?

Он снова что-то выкрикнул и помчался дальше.

— Что он сказал? — хрипло поинтересовался я у Алисы. — Готов поклясться, что он проорал: «Горацио Хорнблоуэр».

— Больше похоже на «хорасифенкорнблёс», — ответила она, и тут мы выяснили, отчего толпа бросилась бежать.

Позади нас рыкнул лев размером с гору, взрывная волна швырнула нас наземь, прокатилась волна горячего воздуха, и затем на нас посыпался град камней и комьев грязи. Я взвыл от боли, когда булыжник ударил меня по ноге. На минуту мне показалось, что лодыжка переломана.

На шее моей висела Алиса, монотонно причитая:

— Спасите меня! Спасите…

Я бы с удовольствием, но вот кто будет спасать меня?

Столь же внезапно каменный град прекратился, а с ним стихли и вопли. Еще некоторое время стояла тишина, прерываемая изредка вздохами облегчения. Затем послышался хохот, восторженные возгласы, и вокруг нас опять замелькали белые в лунном свете обнаженные тела, восставшие из густой травы, словно призраки. Эти ничем не сдерживаемые люди не могли долго испытывать страх. Они уже весело подтрунивали друг над другом по поводу бегства и начинали стягиваться к эпицентру взрыва.

Я остановил одну женщину, полногрудую красотку лет двадцати пяти — я потом обратил внимание, что все женщины, употребляющие Хмель, были красивы, превосходно сложены и молодо выглядели, — и спросил:

— Что случилось?

— Да этот придурок-болтолог налил в яму слишком много Хмеля, — с улыбкой объяснила она. — Это же и бревну ясно, что случится. Но он нас не слушал, а его приятели — слава Махруду! — такие же словоблуды, как он сам.

Произнеся имя бога, она сделала тот самый знак. Как бы легкомысленны и непочтительны ни были эти люди во всех других отношениях, выразить свое уважение Махруду они не забывали никогда.

— Кто? А? — бестолково переспросил я, совсем сбитый с толку ее словами.

— И-а, — пропела женщина, и я похолодел от мысли, что она имеет в виду Поливиносела.

Но она просто передразнила мой нелепый вопрос.

— Болтологи, конечно, лысик. — И, окинув меня с ног до головы внимательным взглядом, добавила: — Если бы не это, я бы подумала, что ты еще не отведал Хмеля.