Миры Филипа Фармера. Том 16. Дейра. Повести и рассказы

Я не понял, что она подразумевала под «этим», и посмотрел вверх, куда она небрежно махнула рукой, но не увидел ничего, кроме чистого неба и огромной кривой луны.

Я не хотел продолжать расспросы, чтобы не выглядеть новичком. Оставив в покое женщину, я последовал за толпой. Алиса двинулась за мной. Люди направлялись к месту, где обрывался ручей и зияла теперь воронка. Одного взгляда на нее мне хватило, чтобы понять, откуда столь неожиданно появилось сухое русло — кто-то вырыл его серией чудовищных взрывов.

Мимо нас протолкался какой-то мужчина. Он решительно шагал вперед, сильно наклонившись и заложив одну руку за спину. Другой рукой мужчина держался за волосатую грудь. Голову его украшала нахлобученная набекрень шляпа с высоким гребнем, из тех, что можно увидеть во время парада на студентах-активистах. Пояс вокруг талии поддерживал шпагу в ножнах. Довершали наряд остроносые ковбойские ботинки на высоких каблуках. Больше на незнакомце не было ничего. Мужчина сердито хмурился. В руке, заложенной за спину, он держал большую карту.

— Э… адмирал! — окликнул я его.

Мужчина продолжал двигаться, не обращая на меня никакого внимания.

— Генерал!

Он даже не обернулся.

— Босс! Шеф! Эй, ты!!!

— Мигнучи пухлики? — неожиданно осведомился он.

— Ы??!

— Закройте рот, пока челюсть не потеряли, — посоветовала Алиса. — Пошли.

Мы добрались до края глубокой ямы, прежде чем вновь собралась толпа. Воронка имела в поперечнике около тридцати футов; склоны ее были довольно круты, а глубина составляла футов двадцать. Точно посредине выемки возвышалось огромное, почерневшее, обгоревшее растение. Куда там Джеку с его бобовым стебельком! То был стебель кукурузы с листьями, початками и всем прочим, высотой самое меньшее футов пятьдесят. Стебель угрожающе накренился, и, казалось, достаточно тронуть его пальцем, чтобы он, объятый пламенем, рухнул на землю — прямо на нас, ибо стебель был наклонен в нашу сторону. Корни гигантской кукурузы были полуобнажены, как канализационные трубы в развалинах дома.

Вокруг были навалены груды комьев грязи, что дополняло картину настоящего кратера — будто огромный метеорит вспахал землю.

С первого взгляда можно было так и подумать. Но, присмотревшись к форме воронки, я понял, что этот метеорит должен был пробивать почву снизу.

Но строить из увиденного далеко идущие выводы у меня не оказалось времени — великанский стебель начал наконец медленно валиться, и я вместе с толпой оказался слишком занят бегством. После того как стебель с грохотом рухнул, а большая группа причудливо полуодетых людей подцепила его к упряжке из десяти битюгов и оттащила в сторону, мы с Алисой вернулись к кратеру. На сей раз я спустился в воронку. Почва под ногами была сухой и жесткой. Что-то всосало в себя всю влагу, причем удивительно быстро, так как на окружающем кратер лугу земля была мокрой от недавнего ливня.

Несмотря на то что в воронке было жарко, болтологи дружно посыпались вниз и принялись энергично долбить кирками и лопатами ее западную стенку. Их предводитель, мужчина в адмиральской шляпе, стоял в центре и, держа обеими руками карту, хмуро смотрел на нее. Время от времени он подзывал кого-нибудь из своих приспешников повелительным жестом, тыкал пальцем в карту, а затем указывал место, где тому следовало орудовать лопатой.

— Древлени хриплиш скрягланцы, — командовал он.

— Натипак ном, иу, иу! — скандировал подчиненный.

Однако земляные работы, видимо, не принесли результата. Люди, стоящие у края воронки, — точно толпа городских зевак, наблюдающих за работой экскаватора, — шикали, улюлюкали и подавали болтологам бесполезные советы. По рукам ходили бутылки с Хмелем. Аборигены развлекались вовсю, хотя мне показалось, что многие полезные советы были весьма дурного вкуса.

Внезапно недо-Наполеон захрипел от ярости и вскинул руки вверх, так что карта затрепыхалась в воздухе.

— Шимшрить прокатых жижутов! — взвыл он.

— Рерюф нйем, льовя! — заорали его люди.

— Фиграначить червлятых фрегамбалов!

В результате перестали копать все, кроме одного болтолога, облаченного в пробковый шлем и две дюжины наручников. Он кинул какое-то семя в почти что горизонтальный шурф глубиной футов шесть, забросал его землей, утоптал, протянул сквозь набросанную почву тонкий провод. Другой мужчина, в прусской каске времен первой мировой войны с шишаком и в разбитых шутовских очках, выдернул провод и плеснул туда Хмеля из огромной вазы. Почва жадно впитывала влагу.

Стояла полная тишина. Болтологи и зеваки внимательно следили за ходом церемонии.

— Он опять льет слишком много! Держите придурка! — завопила вдруг какая-то женщина с самого края воронки.

— Удрошлючь иметую особось, — укоряюще произнес «Наполеон», бросив в ее сторону свирепый взгляд.

В то же самое мгновение земля затряслась, почва вздыбилась, задрожала — что-то должно было взорваться. И взорваться очень громко!

— Уносим ноги! На этот раз он дорвался!

Я не знал, кто и до чего именно дорвался, но было не время задавать вопросы.