Прежде всего, у них появился новый влиятельный покровитель, тоже давний знакомый — М.Е. Кольцов. Он быстро делал карьеру. На исходе 1920-х годов Кольцов — не только один из популярнейших очеркистов и фельетонистов «Правды», но и довольно известный журналист-международник. Бухарин — редактор «Правды» с 1917 года — Кольцова знал и поддерживал. В 1928 году теоретик партии снабдил предисловием первый том зифовского собрания сочинений фельетониста, где дал тому высокую оценку: «Дробные аналитические странички, подчас подымающиеся, однако, до крупных синтетических обобщений, — вот характеристика кольцовских фельетонов»[275]
. Хвалил Бухарин и вообще жанр современного «газетного фельетона», сближавший Кольцова с Ильфом и Петровым: «Служа непосредственно практической работе и стоя в непосредственной близости к жизни, такой, какая онаСвязи Кольцова с Ильфом и Петровым еще более окрепнут в 1930-е годы, когда он отречется от Бухарина и станет исполнителем наиболее деликатных сталинских поручений в области организации мирового общественного мнения (и политической разведки). Ну а в ноябре 1928 года, готовя первый номер еженедельника «Чудак», Кольцов взял на работу в редакцию Ильфа и Петрова. О кольцовских планах некоторое представление дают письма, опубликованные в журнале «Новый мир» за 1956 год. Новое издание, как сообщал Кольцов А.М. Горькому, должно стать доказательством того, что «в СССР, вопреки разговорам о “казенной печати”, может существовать хороший сатирический журнал, громящий бюрократизм, подхалимство, мещанство, двойственность в отношении к окружающей обстановке, активное и пассивное вредительство»[277]
.Идея журнала — с учетом специфики тогдашней политической терминологии — была сформулирована четко. «Бюрократизм, подхалимство» — пропагандистское клише, используемое для обозначения пороков государственного аппарата. Их обличение в прессе — подтверждение свободы печати в СССР. «Двойственность в отношении к окружающей действительности», т. е. советскому строю, «пассивное и активное вредительство» — приписывались различного рода «уклонистам». В данном случае речь шла о возможности использования сатиры для дискредитации политических противников сталинской «генеральной линии партии». Подобные инициативы могли реализовываться только при постоянной поддержке в самых высоких инстанциях. Поддержка и тогда была. 19 декабря 1928 года Кольцов — на приеме у Сталина. Неизвестно, что именно там обсуждалось, но «Журнал записи лиц, принятых генеральным секретарем ЦК ВКП(б)» зафиксировал: «М.Е. Кольцов, фельетонист, газета “Правда”, по литературным вопросам».
Попасть в штат кольцовского журнала могли только те, за кого Кольцов ручался лично. Для приятелей опального Нарбута это было большой удачей. В аспекте политическом у Ильфа и Петрова тоже многое изменилось к лучшему. К зиме 1928 года Сталин, успешно завершив очередной этап дискредитации Бухарина, счел нужным снизить активность «борьбы с правым уклоном» в литературе. А заодно — успокоить оппонента, приписав «усердие не по разуму» непосредственным исполнителям своих поручений. 22 февраля 1929 года «Правда» напечатала установочную статью «Об одной путанице (к дискуссии об искусстве)», автор которой — П.М. Керженцев — доказывал, что рассуждения о «правом уклоне» в литературе — нелепость. «Можно говорить о “советских” и “антисоветских” фактах искусства», но недопустимо использование партийной терминологии в литературной полемике. Типично сталинская ирония: именно Керженцеву, еще 2 декабря 1928 года опубликовавшему в «Читателе и писателе» статью «Художественная литература и классовая борьба», где он призывал противостоять всему, «что можно назвать правым или соглашательским уклоном в нашей литературе», именно этому признанному обличителю литературных «правых уклонистов» пришлось теперь себя же опровергать. И не где-нибудь, а в главной партийной газете. А то впрямь возомнил бы себя специалистом по всевозможным уклонам.