Миры И.А. Ильфа и Е.П. Петрова. Очерки вербализованной повседневности

Весною 1929 года Ильф и Петров, как принято говорить, на подъеме. Они работают и постоянно печатаются в престижном журнале, с ведома и одобрения советской цензуры во Франции готовится издание перевода «Двенадцати стульев». Что же до отзыва «Книги и революции» о журнальном варианте романа, то удар наносился не по авторам «Двенадцати стульев», а по Нарбуту, прежнему главному редактору рецензируемого ежемесячника. С Нарбутом сводили счеты «задним числом», прием, типичный для советской журнальной полемики, да и руководил «Книгой и революцией» все тот же Керженцев. Конечно, упоминая «Двенадцать стульев», обозреватель нарушал негласный запрет, но ведь игнорировать роман, печатавшийся в семи номерах, он не мог, почему и воспроизвел упреки, высказанные до него — в начальный период борьбы с «правым уклоном».

Но тут ситуация опять изменилась: генеральный секретарь ЦК ВКП(б) активизировал антибухаринсую кампанию, в результате которой главный сталинский оппонент лишился должности редактора «Правды» и других руководящих постов.

22 апреля на пленуме ЦК партии Сталин выступил с речью «О правом уклоне в ВКП(б)». Бухарину был приписан «отказ от марксизма», отказ от классовой борьбы именно в период ее обострения. Обострение же, по словам Сталина, выражалось прежде всего в постоянном «вредительстве» скрытых врагов советской власти. Теперь это уже прямо связывалось с бухаринским попустительством: «Нельзя считать случайностью так называемое шахтинское дело. “Шахтинцы” сидят теперь во всех отраслях нашей промышленности. Многие из них выловлены, но далеко еще не все выловлены. Вредительство буржуазной интеллигенции есть одна из самых распространенных форм сопротивления против развивающегося социализма».

Понятно, что это имело прямое отношение и к печати: любая критика режима, особенно публикация сатирического характера, могла восприниматься как возможное благодаря попустительству бухаринцев сопротивление «буржуазной интеллигенции». Однако Сталин тут же выдвинул и другой лозунг. Нельзя, утверждал он, «улучшать наши хозяйственные, профсоюзные и партийные организации, нельзя двигать вперед дело строительства социализма и обуздания буржуазного вредительства, не развивая вовсю необходимую критику и самокритику, не ставя под контроль масс наши организации». Соответственно, сатирическая публикация могла быть признана необходимой или контрреволюционной — по произволу авторитетного интерпретатора. Авторитетными же признавались идеологи Российской ассоциации пролетарских писателей.

XVI конференция ВКП(б), проходившая с 23 по 26 апреля, закрепила победу Сталина и — в качестве развития установки на пресловутую самокритику — приняла решение о начале генеральной партийной чистки. Теперь каждому коммунисту предстояло отчитаться перед специальной «комиссией по чистке», а комиссия решала вопрос о его пребывании в партии. На той же конференции было принято решение провести «чистку советского аппарата от элементов разложившихся, извращающих советские законы, сращивающихся с кулаком и нэпманом». Этой чистке подлежали все (в том числе и беспартийные), кто занимал административные должности в аппарате государственных, профсоюзных и общественных учреждений и организаций. Проводилась она так же, как и партийная — «чистящиеся» отчитывались перед специальными комиссиями. Нет необходимости доказывать, что помимо «борьбы с бюрократизмом» и иными прегрешениями задачей чисток было устрашение «уклонистов». От них пока что требовалось лишь публичное покаяние — «отказ от заблуждений», признание ошибочными бухаринских и троцкистских лозунгов.

В это время развернулась и дискуссия о статусе сатиры в СССР. Полемика шла, в частности, на страницах «Литературной газеты». Созданная в апреле 1929 года вместо еженедельника «Читатель и писатель», она изначально получила статус «проводника политики партии» при организации единого Союза писателей СССР. Соответственно, дискуссия подразумевала не только литературные, но и — прежде всего — политические выводы.

На тот момент статус сатиры в советской литературе определялся постановлением Отдела печати ЦК ВКП(б) «О сатирикоюмористических журналах» (апрель 1927 года). Постановление не ставило под сомнение правомерность сатиры, а, наоборот, объявляло негативным фактом то, что «большинство сатирико-юмористических журналов не сумело еще стать органами бичующей сатиры»[278]. В обсуждении постановления принимал активное участие Кольцов, который в результате и возглавил Гудковский «Смехач», быстро трансформировав его в новый проект — «Чудак»[279].