Mischling. Чужекровка

Дремала я урывками, то и дело просыпаясь с мыслями о причине ее грусти. Каждый раз протирая глаза ото сна, я видела, что Мири так и не ложилась, а просто застыла в кресле, сцепив руки. Так до меня дошло, что страшиться одиночества надо не ей, а мне.

Утром наше новообретенное пристанище преобразилось. Мое внимание привлекла клетка в углу комнаты. Открытая проволочная дверца безвольно висела на одной петле. Вид пустой клетки, думы о вырвавшейся на свободу птице, пусть и улетевшей навстречу гибели, пробудили во мне желание не сидеть на месте. Чтобы самостоятельно двигаться навстречу светлому будущему, которое вдруг стало возможным, мне требовались костыли.

Я поделилась этой фантазией с Мири; та как раз надевала пальто, готовясь выйти в город. Она предупредила, что костылей нынче днем с огнем не сыщешь, и пообещала справиться в госпитале. В Кракове Мири быстро включилась в новые обязанности по примеру Отца Близнецов. Тот полушепотом обсуждал что-то с Якубом за кухонным столом – я тщетно пыталась подслушать их разговор, пока остальные ребята носились вверх-вниз по лестнице, устроив наверху форменный сумасшедший дом.

Иногда быть калекой даже выгодно. Беситься вместе с детьми я не могла, зато сумела разузнать, что нас ждет. Изображая неподдельный интерес к птичьей клетке, я тайно слушала Отца Близнецов, излагавшего свои опасения.

Его тревожило состояние некой женщины. По его словам, она повидала такое, что и вообразить невозможно, спасла всех, кого могла, но остаться после этого прежней, полной жизни – выше человеческих сил. Это он знал доподлинно, поскольку и сам пережил то же самое.

Якуб отвечал не сразу, осмысливая сказанное, словно все это было ему слишком хорошо знакомо. Наконец он проговорил:

– Это тяжкое бремя помогает выжить, потому как не оставляет ни минуты, чтобы его осознать… прочувствовать, если угодно, его тяжесть.

По-моему, Отец Близнецов согласился, но я не расслышала.

Якуб заверил Отца, что сильнее и важнее его преданности – лишь нужды детей. А затем дал дельный совет: близнецов необходимо вверить заботам Красного Креста. Только так они смогут поправить здоровье, а взрослые – восстановить свои силы.

Она никогда их не оставит, с отчаянием в голосе ответил Отец Близнецов. Он говорил и о себе. Якуб призвал его подумать. Тридцать четыре ребенка, все на грани болезни и страданий. Якуб пообещал навещать нас в Кракове и сообщить нашим опекунам. Он поклялся, что нас не забудут.

Я подумала о Мири. Это о ней забыли. Без нас ей не жить. Неужели никто не заметил перемены, когда нас стало на одного меньше?

Если уж этой разлуке суждено быть, я сохраню память о Мири. Сначала я спасусь сама благодаря костылям. Потом спасу и ее от грусти.

Остальным я не стала рассказывать об услышанном. У детей и так полно забот. Ведь они неожиданно столкнулись со свободой. А это не так-то просто, как можно подумать. Только оправившись от путешествия, мы все еще были полны сомнений и тревог. Даже приятный смех, доносившийся из окна сверху, повергал нас в оцепенение. Но, желая хорошо провести первые дни в Кракове, мы полдня катались на трамвае бесплатно, предъявляя кондуктору свои лагерные номера. Местные жители были зачарованы – никогда еще им не приходилось видеть такое количество детей-близнецов. Только мне, Петеру и Софии не хватало половинки.

Петер поднимал коляску в трамвай и спускал ее, катил по улицам и завозил в магазины, чтобы нам вместе справиться о костылях. Он поклялся добыть костыли, и, пока мы занимались поисками, я попыталась донести до него, что помощь нужна Мири, ведь скоро придется ее оставить. Но слова не шли. Вскоре все стало понятно и без слов.

Вернувшись в новое пристанище, мы обнаружили заплаканную Мири – она сидела на стуле, сжав в руках пустую чашку. Стоя у очага, Отец Близнецов велел нам собраться. Пересчитав детей, он сверился со списком и сказал, что пора обсудить будущее, – и тут все наперебой начали делиться планами. Дети говорили о воссоединении с семьями, одноклассниками, возвращении домой.

– Вы можете вернуться, – предупредил Отец Близнецов, – но, возможно, в ваших домах живут другие люди. Возможно, в вашей стране вас никто не ждет. А ваши пожитки… может статься, они принадлежат кому-то другому.

Произнося эти слова, он смотрел на Мири, словно ожидая опровержения. Но та уставилась в чашку, будто на дне лежало решение нашей проблемы.

– Лучше Красного Креста о вас никто не позаботится, – промолвил Отец Близнецов и стал посвящать нас в подробности, но младшие дети заглушили его словами протеста, карабкаясь на стул Мири, обращаясь к ней с мольбами, от огорчения спотыкаясь друг о друга; Мири спрятала лицо в рукав пальто, словно пытаясь отгородиться.

Старшие тоже начали протестовать, но, хорошенько подумав, выкрикнули единственный вопрос: когда?

В ответ услышали: через четыре дня.