Читаем Мишель Фуко и литература (сборник) полностью

– Вы ему запретили быть истиной, упорствуя в том, чтобы не говорить ни о бреде, ни о преследовании, ни о патологической вере и т. д.

– Я даже притворился, что не знаю, что безумие присутствовало повсюду, ранее «Диалогов»: мы наблюдаем его рождение и можем проследить его присутствие во всей переписке, начиная с 1765 г.

– Вы поместили творчество до возможности безумия. Как если бы получше стереть безумие из творчества; вы не назвали тех пунктов, в которых бред взрывается. Кто может поверить, если он обладает здравым смыслом, что Корсика была аннексирована, чтобы расстроить Руссо?

– Какое творчество требует, чтобы к нему прибавили веру, если оно – творчество?

– В чем оно стало хуже, если оно бредовое?

– Это странное соединение слов, весьма варварское (и так часто хвалимое сегодня), – соединение творчества и бреда; творчество не может осуществляться в бреду; оно может быть только речью, которая делает его возможным изнутри себя, и более того – открывает его в эмпирическом пространстве безумия (подобно тому, как можно открыть его в эротизме или мистицизме).

– Значит, может существовать бредящее творчество, которое не является «бредовым».

– Только речь может быть бредящей. «Бредящая» здесь – причастие настоящего времени.

Перевод с французского Н. Т. Пахсарьян<p>Тигран Амирян, Виктор Дёмин. Роман с Фуко</p><p>Бред о Фуко</p>

Мишель Фуко: философ, историк, писатель, лектор, университетский преподаватель, скандальный персонаж, участник демонстраций, автор «смерти человека»… Кто такой Фуко, чье имя не перестает упоминаться в культуре вот уже полвека?.. Может, он и есть тот необъятный, текст, необъятная машина, находящаяся везде и в то же время не уловимая нигде. Текст, для интерпретации которого написаны уже миллионы других текстов… Подобна я мысль заманчива, но сам Фуко в собственных текстах противился и такому толкованию.

Наследие Фуко интерпретируется различными областями науки, сами эти интерпретации делают образ философа неоднозначным, порой противореча друг другу, создавая пространство для мифологизации и образования легенд о Фуко[4].

Источником этого неоднородного корпуса текстов становятся, с одной стороны, фигура философа, отображенная в биографических книгах, интервью, письмах, выступлениях; другая часть работ, посвященных Фуко, носит мета-текстуальный характер и объектом исследования выбирает непосредственно тексты философа, создавая целое методологическое пространство под названием фукольтианство или фукианство.

Обращаясь к образу Мишеля Фуко в филологическом исследовании, важно иметь в виду философско-этические аспекты, когда мы намереваемся говорить об «авторской» фигуре Фуко. Во-первых, весьма неоднозначна сама стратегия письма у Фуко: с одной стороны, по словам самого философа, все его тексты в той или иной степени автобиографичны, но «автобиографичность» как жанровая и стратегическая особенность порой сложно сопоставима с самим философским текстом; с другой стороны, практически во всех своих работах Фуко тщательно «умерщвляет» авторский образ как пережиток буржуазного властного дискурса, растворяет в письме образ автора, тем самым открывая лакуны для мифологизации интерпретаторами «имени автора»[5]. Здесь происходит мифологизация не в смысле создания локального круга значений «имени-автора», а понимание множественности того самого дистанцированного alter ego, который мы привыкли называть автором[6].

В числе наиболее полных биографий Мишеля Фуко упоминают, как правило, три: уже ставшую классической книгу современника Фуко Дидье Эрибона «Мишель Фуко»; «Страсти Мишеля Фуко» Джеймса Миллера, автор которой уделяет большое внимание скандальной фигуре Фуко и сосредотачивает свое повествование на «умирании философа»; «Жизнь Мишеля Фуко» Дэвида Мейси. Сюда также можно отнести эссе «Мишель Фуко, каким я его себе представляю» Мориса Бланшо[7] – небольшую книгу, в которой автор воздает должное своему другу, с которым он так и не встретился лично. Когда Бланшо говорит о текстах Фуко, его голос удивительным способом переплетается с голосом самого Фуко, а читатель становится свидетелем этого эха дружеского отзыва[8].

Российские ученые также неоднократно обращались к трудам Фуко, на русский язык переведены почти все известные его работы (за скобками остаются книга о Р. Русселе и трехтомник «Dits et Écrits»). Фундаментальным исследованием творческой биографии Мишеля Фуко стала недавняя (2010 г.) большая работа Александра Дьякова. «Мишель Фуко и его время»[9].

В англоязычной литературе, как научной, так и – спустя почти три десятилетия после смерти мыслителя – художественной делается попытка осмыслить личность Фуко. Если научные труды строят свои концепции, опираясь на основные моменты биографии, то художественная литература не только «оживляет» фигуру философа, пытаясь сделать его максимально близким и понятным читателю, но и упрощает, фикционализирует его ключевые идеи, вплетая их в ткань произведения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение
MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология