– Что ж, я предпочитаю духов разумных и радостных.
Помолчав недолго, Билли задумчиво сказала:
– Меня удивляет, почему никто из них троих не женится.
– Вы просто их плохо знаете, иначе бы не удивлялись, – заметил Колдервелл. – Сирил, по словам Бертрама, терпеть не может женщин и прочие неудобства. Уильям очень мил, но не годится для брака. Отец говорит, – тут голос Колдервелла смягчился, – что не встречал такой любящей пары, как Уильям и его юная жена. Но она унесла сердце Уильяма с собой в могилу. Вернее, то, что осталось от его сердца после смерти ребенка. У него был сын, который умер.
– Я знаю, – вздохнула Билли, – тетя Ханна рассказывала. А как же Бертрам? Вы ничего о нем не сказали.
– Бертрам! – воскликнул Колдервелл. – Билли, он не способен всерьез влюбиться в девушку. К тому же ни одна из них не поверит, что он говорит серьезно. Он умеет восхищаться девичьим поворотом головы или подбородком, но рассматривает женщин как модели для портетов. Не более того. Теперь вы понимаете, почему никто из них не женится?
– Я уверена, что когда-нибудь один из них женится обязательно, – ответила она уклончиво.
Колдервелл с тревогой заглянул ей в глаза и неожиданно спросил:
– Билли, вы выйдете за меня замуж?
Билли нахмурилась, но глаза ее смеялись.
– Хью, я велела вам больше не спрашивать об этом!
– Я не буду, если вы скажете мне «да» прямо сейчас.
– Хью, почему вы не понимаете, что я говорю серьезно! – крикнула она и отвернулась, сверкнув глазами. – Мне кажется, Хью, что даже Бертрам ведет себя менее абсурдно, чем вы!
Колдервелл засмеялся, одновременно мрачнея, и вопросительно посмотрел на Билли. Потом постарался шуткой сгладить неловкость, чем вызвал у Билли невольный смех. Через несколько минут он попрощался с девушкой, но тень тревоги так и не исчезла из его глаз.
Билли была постоянно занята. Столько существовало вещей, которые она мечтала сделать, а в сутках было так мало часов! Прежде всего, музыка. Девушка немедленно начала брать уроки у одного из лучших пианистов Бостона, а также совершенствовала французский и немецкий. Она вступила в музыкальный, литературный и прочие клубы, а еще во множество благотворительных и филантропических обществ, которым щедро дарила время, деньги и право использовать свое имя.
По пятницам она отправлялась на симфонические концерты, по средам слушала сольные выступления. Светские круги мало заботили Билли, но людей она очень любила. Ее двери всегда были гостеприимно открыты для друзей, и далеко не все из них прибывали к ней в экипажах или автомобилях. Холодными октябрьскими вечерами у мисс Билли пила чай маленькая бледная вдова из Саус-Энда. Окончив изнурительные уроки музыки в разных концах города, на диване у нее отдыхала хрупкая и прозрачная дева по имени Мэри Хоторн.
– Где, ради всего святого, вы откапываете этих несчастных? – спросил однажды Бертрам, увидев, как Билли угощает веснушчатого мальчишку-посыльного мороженым и заворачивает ему огромный кусок кекса.
– Они повсюду, – улыбнулась Билли.
– А этот любитель сладкого, который только что ушел? Кто он такой?
– Я знаю, что его зовут Том и что он любит мороженое.
– Он был таким непосредственным, я думал, он ваш племянник.
– Почему бы не дать мальчишке почувствовать себя как дома? – засмеялась Билли.
– Я беспокоюсь, хватает ли у вас мороженого на всех прохожих? И, по-моему, пора вызвать каменщика: посетители истерли ваши ступени.
– Ничего подобного, – возразила Билли. – Мальчик пришел с письмом, когда я заканчивала ужин. Вот я и решила отдать ему свою порцию мороженого.
– Я всегда думал, что такие голодные парни предпочитают ростбиф с вареной картошкой.
– Вот поэтому им иногда нужно есть мороженое и шоколад. Зачем попусту рассуждать о плачевном состоянии общества, если можно раздавать леденцы? Мы консультируемся с юристами, и просим разрешения властей, и бегаем по инстанциям, чтобы пожертвовать бедным кипу фланелевых рубашек или тонну угля. А можно просто протянуть человеку леденец и увидеть на его лице радость.
Бертрам не стал спорить. Он помолчал минуту, а потом спросил:
– Билли, почему вы уехали из Страты?
Вопрос застал Билли врасплох. На лбу у нее проступили розовые пятна, и она запнулась, отвечая.
– Да… разве вы не помните? Я уехала в Хэмпден-Фоллс, вот и всё.
– Это я помню, – согласился Бертрам. – Но почему вы уехали в Хэмпден-Фоллс?
– Мне некуда было… Разве тетя Ханна не говорила, что я мечтала туда вернуться? – быстро поправилась Билли.
– Да, говорила, – заметил Бертрам. – Но отчего тоска по дому постигла вас так внезапно?
Билли снова порозовела.
– Ну, на то она и тоска по дому…
Бертрам, нежно прищурившись, взглянул на девушку и улыбнулся.
– Билли, вы не умеете блефовать. Я знаю: что-то случилось. Прошу вас, расскажите мне.
Билли поежилась под этим внимательным взглядом, а потом подняла глаза прямо на собеседника.
– Для моего отъезда была причина, – призналась она. – Я не хотела вам докучать.
– Что вы имеете в виду? – удивился Бертрам.