Мисс Кэрью

— Здесь вы видите, — продолжал он, взмахнув рукой, — реликварий святой Селестины де Кресси. Эта ценная святыня была подарена нам в 1630 году монсеньором кардиналом Ришелье. Он сделан из позолоченного серебра, украшен драгоценными камнями и имеет полтора фута в длину и восемь дюймов в высоту. Я открываю крышку, и предмет, который вы видите заключенным в маленькую стеклянную коробочку, является священным пальцем ноги вышеупомянутой святой и мученицы.

— Как вы думаете, сколько это может стоить? — спросил брат Амбруаз, нетерпеливо наклоняясь вперед.

— Стоить! — возмущенно прохрипел служитель. — И вы еще спрашиваете! Это бесценно! У святой Селестины была только одна нога в период ее мученичества; и этот большой палец, позвольте мне сказать вам, уникален!

— Боже милостивый! — воскликнул турист, записывая так быстро, как только позволял карандаш. — Одноногая святая, и к тому же леди! Это необходимо записать!

Затем был открыт шкаф номер; в нем обнаружилось четыре или пять полок с богатыми чашами, вазами, кадилами и священными сосудами. Паломники обменялись восхищенными взглядами; турист начал новую страницу; ворон взмахнул своими ключами более значительно, чем прежде.

— Чаша из горного хрусталя с золотой крышкой, предположительно гравированная Бенвенуто Челлини; статуя святого Варнавы из чистого серебра, пять с половиной дюймов в высоту; очень древний посох, из позолоченного серебра; патера античной византийской работы, покрытая эмалью и очень ценная. Не так давно нам предложили семь тысяч франков за это прекрасное произведение искусства, но мы отказались расстаться с ним.

Единственный глаз брата Амбруаза сверкнул благочестивым пылом.

— О, брат Павел, — сказал он с чувством, — разве это не утешительное зрелище? Разве мы не должны радоваться богатствам нашей любимой Церкви?

После чего брат Павел бросил восторженный взгляд на потолок, ударил себя в грудь обоими кулаками и ответил:

— Да, действительно, брат Амбруаз; но не должны ли мы в то же время быть благодарны, что эти вещи не обладают для нас привлекательностью? Разве слава нашего ордена не в том, что мы любим бедность больше, чем богатство, пост больше, чем пир, а деревянные блюда больше, чем все золотые и серебряные сосуды в мире?

— Истинно так! — ответил брат Амбруаз со стоном смиренного удовлетворения. — Воистину, это так!

Служитель, который слушал, склонив голову набок, глубоко вздохнул от восхищения и с особой церемонией отпер шкаф номер четыре.

— Сейчас вы увидите величайшее сокровище, которым мы обладаем, — сказал он, — венец нашей коллекции, господа, гордость Абвиля, зависть и восторг близлежащих мест!

Капуцины одновременно воскликнули «Ах!» и протиснулись вперед. Ворон распахнул двери, указал на бесформенный кусок ржавого железа, покоящийся на малиновой бархатной подушке, принял соответствующую позу и тоном скромного триумфа объявил:

— Щипцы, которыми святой Дунстан схватил дьявола за нос!

Паломники молча отступили назад. Возможно, это была моя нечестивая фантазия, но они определенно выглядели разочарованными. Не то — уж энергичный турист. Он пришел в восторг, сказав, что это «ч-ч-чудесно!», и попросил подождать пять минут, чтобы сделать набросок интересного объекта.

Служитель согласился, принесли стул, и художник принялся за работу.

— Ах, если бы у меня был кусок индийской резины и больше света! — вздохнул он.

— Я думаю, — с большой готовностью заметил брат Павел, — что джентльмену нужно помочь с освещением! Не мог бы ты, сын мой, поднять эту штору повыше?

Служитель, к которому обращались таким отеческим тоном, положил ключи на стол, пробормотал что-то о «правилах», поднялся по небольшой библиотечной лестнице и поднял штору. В этот момент брата Павла охватил сильный приступ кашля, а брат Амбруаз, проходя мимо стола, небрежно взял ключи в руку.

Штора заупрямилась и, вместо того чтобы подняться, опустилась еще больше. Когда это затруднение, наконец, было устроено, соборный колокол зазвонил к службе, и задолго до того, как турист смог вполне закончить свой набросок, служитель объявил, что мы больше не можем оставаться в реликварии.

— Давай возблагодарим нашего святого покровителя, брат Амбруаз! — воскликнул хромой паломник. — Ибо мы получили истинное духовное наслаждение.

После чего брат Амбруаз благоговейно поцеловал и вернул ключи, а также дал служителю свое благословение.

Это было дешевое пожертвование, и ни мой заикающийся соотечественник, ни я не отделались так легко. Когда мы выходили, люди собирались на мессу. Капуцины пошли в одну сторону, мы с незнакомцем — в другую. Он был полон восхищения тем, что увидел, тем, чего не увидел, и тем, что собирался увидеть.

— П-п-прекрасная страна! — сказал он. — К-к-красивые церкви — интересная нация! Завтра я уезжаю в П-П-Париж.

— Ах, — сказал я, зевая, — вы будете в восторге от Парижа.

— Я знаю, — ответил он. — Я собираюсь написать к-к-книгу об этом. Доброго утра!

— Доброго утра, — сказал я и вернулся в свою гостиницу завтракать.