Всю следующую неделю они с Нэнси проветривали дом, вытрясали перины и, вообще, занимались "чёрной" работой, как пошутила нянюшка, о которой Мэри раньше и понятия не имела. Они доделывали то, что не успела сделать к их приезду Бэтси. Когда дом был приведён в порядок, Мэри начала разбирать те немногие вещи, что привезла с собой. Ничего, кроме нескольких безделушек, ей не осталось на память от Блэкберри-Холла. Да и те были, скорее, фамильными реликвиями, и никаких особых воспоминаний у неё не вызывали.
Наконец, когда все дела были решены, а денежное дела приведены в надлежащий порядок с помощью строжайшей экономии и договора с нотариусом о том, что он будет пересылать ей ежегодно причитающуюся часть средств, Мэри решила познакомиться с местным обществом. Она предполагала, что местные жители, наверное, сгорают от любопытства узнать, что за человек новая хозяйка Брайтсдейла. Тем более что она несколько раз посещала местную церковь и дала тем плодотворную пищу для разговоров.
Мэри носила траур. На последние деньги, она заказала себе новое чёрное платье простого покроя с вуалью. В нём она казалась старше своих лет и как-то серьёзней и строже. Платье невыгодно подчёркивало её вытянувшуюся и худую фигуру. Но девушка не обращала на это внимание. Она хотела в последний раз угодить матери, которой не понравилось бы, что она носит старое траурное платье.
Местные жители судачили о ней. Кто она? Почему носит траур? Может быть вдова? Бетси отвечала, если её спрашивали, что молодая госпожа, должно быть, в родстве с Бентамами, жившими здесь много лет назад. Но, в отличии от них, очень добрая и совсем не заносчивая. А её муж, знавший правду, молчал, позволяя жене говорить, что ей хочется. Так что скоро вся небольшая деревушка полнилась слухами. Мэри хотелось их развеять, и вот, наконец, удачный случай к этому представился. Заметив новую прихожанку, местный священник, мистер Норхелл, пригласил её на обед. Мэри согласилась с удовольствием. Ей нравился мистер Норхелл. Насколько она успела узнать, он был прекрасным, искренним и набожным проповедником, отцом большого и счастливого семейства.
Собираясь на обед, она надела своё обычное теперь траурное платье и вуаль. Единственное, что Мэри позволила себе изменить в наряде, это причёску, ту самую, которой её научила Мег. Конечно, она сильно волновалась. Сможет ли она понравиться этим людям? Ведь в тесном общении с ними, ей, по-видимому, придётся провести всю оставшуюся жизнь. Нэнси успокаивала её, как могла:
— Мисс Мэри, вы и так очень красивы, а сейчас прямо совсем расцвели!
— Ох, не шути, Нэнси. Ты же знаешь, я никогда не была красавицей, а сейчас-то и подавно. Миссис Камминг — вот кто красавица.
— Полно, мисс Мэри. Красота-то она разная бывает. Есть холодная, как лёд так, что и подойти страшно, а есть тёплая, родная. У каждого она есть, красота-то. Только упрятана, иной раз так далеко, что сразу и не увидишь.
— Эх! Если бы всё так и было. — Вздохнула Мэри.
Наконец, положив конец всем сомнениям и волнениям, она отправилась к дому священника. Пути к отступлению были отрезаны. Отныне путешествовать ей придётся только пешком. На содержание экипажа у них не было денег, а на Ворона она не садилась с того самого памятного дня, как случилось несчастье. Но Мэри утешала себя тем, что до дома священника было не так уж и далеко, а пешая прогулка только укрепляет здоровье. Прошли волнительные, полные мыслей и сомнений полчаса, и она переступила порог дома, в который стремилась.
— Здравствуйте, мисс Лодж, проходите, пожалуйста, сюда. — Услужливая девушка провела её по коридору и открыла дверь. Мэри сразу заметила, что дом священника — бедный, но в нём очень уютно. В большом зале, заменявшем одновременно и гостиную и столовую, уютно трещали поленья в камине, и весело смеялись дети. Её сразу радушно приняли и познакомили со всем большим семейством.
Добрая женщина средних лет, бедно, но чисто одетая, была женой священника, миссис Анной Норхелл. Мэри сразу почувствовала непреодолимую симпатию к ней. Через полчаса они уже разговаривали так, словно знали друг друга всю жизнь. Но миссис Норхелл постоянно отвлекалась, пытаясь уследить за своими пятью детьми, которые создавали в комнате некоторую неразбериху. Отец, привыкший ко всякого рода детским проделкам, уже даже не обращал внимания на то, что маленький Томас Норхелл испачкался вареньем, а Катарина порвала своё платьице. Только миссис Норхелл больше для вида, чем действительно ради порядка, пыталась успокоить детей.