– Милая старушка Мэдж, – сказал он. – Я ее хорошо помню. Свинья, больше всего внушавшая любовь и расположение, и к тому же такая плодовитая. Мне помнится, ей было семнадцать лет, когда она последний раз принесла приплод. Мы обычно приходили сюда к вечеру, в хорошую погоду, и чесали спину Мэдж палкой. Ей очень нравилось.
– А почему хозяйство пришло в упадок? Это ведь не только из-за войны?
– Вам и здесь, вероятно, хотелось бы навести порядок? До чего же у вас неспокойный характер. Теперь я отлично понимаю, почему
– У меня нет достаточного времени для раздумий.
– Не уклоняйтесь от ответа. Он жадный, как черт. И, по-моему, еще чуточку сумасшедший. Естественно, он всех нас ненавидит. Может быть, кроме Эммы. И все из-за завещания деда.
Люси вопросительно взглянула на него.
– Мой дед умел делать деньги. Он занимался производством хрустящих хлебцев, рассыпчатого печенья и всяких других деликатесов к чаю. А потом, как человек дальновидный, быстро переключился на производство сыров и сэндвичей с анчоусами, икрой, в общем, всего, что теперь с таким успехом и в огромных количествах подают на коктейлях. Дед хотел передать свое дело сыну, но мой отец заявил, что он выше всяких хрустящих хлебцев, и отправился в путешествие по Италии, на Балканы, в Грецию и стал подвизаться в искусстве. Мой дед пришел в ярость. Он решил, что отец совершенно неделовой человек и небольшой знаток искусства. Кстати, в обоих случаях он оказался прав. Так вот, он завещал весь свой капитал внукам. Отцу оставил пожизненно доходы с капитала, но собственно капитал отец тронуть не может. И знаете, что сделал отец? Он перестал тратить деньги. Приехал сюда, поселился в этом доме и начал копить. Я бы сказал, что к настоящему времени он собрал почти столько же, сколько оставил дед. Но за все время никто из нас: ни Гарольд, ни я, ни Альфред, ни Эмма не получили ни пенса из денег деда. Я совершенно нищий художник. Гарольд занялся бизнесом и теперь известный человек в Сити: он унаследовал хватку деда делать деньги, хоть я слышал, что и он недавно залез в долги. Альфред? Ну, Альфред известен в тесном кругу семьи как Альфред-неудачник.
– Почему?
– Как много вы хотите знать! Альфред всегда выглядел в семье белой вороной. Правда, он еще не побывал в тюрьме, но был близок к ней. Во время войны он работал в министерстве снабжения, но внезапно ушел оттуда при загадочных обстоятельствах. А после там произошли неприятности с консервированными фруктами и из-за куриных яиц. Ничего серьезного. Несколько сомнительных сделок.
– А прилично ли рассказывать такое о брате незнакомому человеку?
– А почему нет? Вы что, полицейский агент?
– Возможно.
– Не думаю. Вы уже здесь работали, когда полиция заинтересовалась нами. Я бы сказал...
Он не договорил, потому что через дверь, ведущую в сад, вошла Эмма.
– Привет, Эм! Похоже, ты чем-то очень взволнована.
– Да. И я хочу поговорить с тобой, Седрик.
– Я должна вернуться в дом, – тактично сказала Люси.
– Не уходите, – попросил Седрик. – Это убийство практически превратило вас в одного из членов нашей семьи.
– Мне нужно еще многое сделать, – ответила Люси. – Я вышла сюда нарвать петрушки.
И она направилась в садик около кухни. Седрик проводил ее взглядом.
– Красивая девушка, – сказал он. – Кто она на самом деле?
– О, она довольно известна, – сказала Эмма. – Люси избрала своей специальностью домашние дела. Но оставь пока Люси в покое, Седрик, я очень взволнована. Ясно, что полиция считает убитую женщину иностранкой и, возможно, француженкой. Седрик, ты не думаешь, что это
Какое-то время Седрик смотрел на нее, будто ничего не понимая.
– Мартина? Но кто она, черт возьми? А, ты имеешь в виду
– Да. Ты не думаешь, что...
– Но какого дьявола это должна быть
– То, что она прислала телеграмму, кажется очень странным, если подумать как следует. И приблизительно в то самое время... Не думаешь ли ты, что она, в конце концов, приехала сюда и...
– Ерунда! Зачем нужно Мартине приезжать сюда и сразу же отправляться в Длинный сарай? Для чего? Мне это кажется совершенно неправдоподобным.
– Значит, ты не думаешь, что мне нужно было бы рассказать это инспектору Бейкону? Или тому, другому?
– Что рассказать?
– Ну, о Мартине. О ее письме.
– Знаешь, не усложняй дело. Ты внесешь в него массу неуместной чепухи, не имеющей отношения к убийству. Между прочим, я никогда не был уверен в этом письме от Мартины.
– А я была.
– Дружище, ты всегда верила всяким небылицам. Мой тебе совет – сиди тихо и держи язык за зубами. Дело полиции опознавать их драгоценный труп. Я уверен, что и Гарольд скажет тебе то же самое.
– О, да. Гарольд, конечно, скажет то же самое. И Альфред тоже. Но я волнуюсь, Седрик. Я