Мисс Моул

Ханна поднялась к себе и остановилась посреди темной комнаты. Впервые она услышала собственную правдивую историю ушами Рут, и услышанное ей не понравилось, а девочка не стала повторять свое утверждение, что мисс Моул достаточно хороша для нее. Ханна онемела от потрясения, самые основания ее веры пошатнулись: то, что она видела как красоту, превратилось в уродство; даже само зрение девочки, возможно, неизлечимо помутнело или исказилось, и это была работа Ханны. Если не считать того, как прошлые поступки мисс Моул грозили сказаться на невинных, чего она и вообразить не могла, совесть не беспокоила Ханну. Она сожалела о своей неразумности, а не о целомудрии, которое, по ее мнению, не особенно‐то и пострадало. Она любила своего избранника и надеялась выйти за него замуж, но не считала свои надежды оправданием. Она и вовсе не нуждалась в оправдании. Ее ценности не совпадали с ценностями Роберта Кордера и прихожан молельного дома на Бересфорд-роуд, и она была искренне счастлива, что не связала себя узами законного брака, но чувствовала себя несчастной из-за того, что попыталась подменить незрелые представления Рут своим взрослым взглядом на вещи. Выводы, которые сделает Рут из всей истории, целиком и полностью будут зависеть от того, кто и как преподаст сюжет. Если девочка услышит его из уст отца или сестры, все счастливые часы, которые Ханна и Рут провели вместе, будут отравлены отвращением родных. И все же Ханна ободряла себя верой в независимость ума подопечной и ее естественную склонность поступать наперекор родственникам; к тому же многого отец с сестрой и не сумеют рассказать малышке. Мисс Моул таинственным образом исчезнет, ее имя перестанут упоминать в семье, но тайное неповиновение Рут только усилит ее молчаливую преданность. Однако девочка все равно может разочароваться, даже сохраняя верность. Ни одна женщина на свете, даже Ханна, имевшая обыкновение безразлично относиться к мнению окружающих, не радовалась бы перспективе быть ославленной как дурная женщина, но не о себе тревожилась экономка, а о том, какое влияние это окажет на Рут. Ханне казалось настолько несправедливым, что ее проступок десятилетней давности должен повлиять на ребенка, о чьем существовании она тогда даже не знала, настолько жестоким и неразумным, что рассудок отказывался нести тяжесть этой ответственности. И пока мисс Моул стояла посреди спальни, размышляя о немедленном побеге, обычное здравомыслие подталкивало ее сопротивляться искушению, которое, впрочем, было не слишком соблазнительным: куда она могла бы отправиться, да и разве пойдет на пользу Рут, если мисс Моул без боя оставит поле мистеру Пилгриму? И как знать, может, кузина Хильда спасет Ханну от него, как однажды спасла от быка. Нет, сказала себе экономка, раздеваясь в темноте, прояснившей ее мысли: худшее, что она может сейчас сделать, – это впустую растратить силы, ярко проявившиеся сегодня вечером. Благодаря ее усилиям Рут и Этель легли спать относительно счастливыми, хотя все ее расчеты оказались бы в высшей степени ошибочными, если бы Роберт Кордер не вернулся после беседы с Лилией в бодром настроении, потому что тогда мисс Моул с первой же почтой узнала бы, что впредь следует вести себя крайне осмотрительно. Ханна надеялась, что в ходе той беседы, направленной на взаимное облегчение принятия неизбежного, Роберт Кордер с воодушевлением отозвался о своей экономке. Это дало бы Лилии повод для беспокойства, усмехнулась она, ложась в постель, и на секунду у нее даже мелькнула мысль, что она почти готова пожертвовать собой и заключить брак с мистером Кордером, если бы такой шанс представился, – только ради того, чтобы сместить Лилию с позиции первой дамы прихода. Однако эта недолговечная радость не стоила вечного мученичества, и Ханна знала, что мистер Кордер и без того станет восхвалять ее, чтобы польстить Лилии, пребывая в счастливом неведении относительно своего неоплатного долга перед мисс Моул.

На следующий вечер хозяин так лучился самодовольством, что это было трудно вынести. Посторонний человек подумал бы, что преподобный лично спланировал побег сына, сделав миссис Спенсер-Смит соучастницей предприятия, и Ханне удалось еще раз заглянуть в личную жизнь миссис Кордер, которая увяла и даже умерла, пока ее муж продолжал пребывать в своих кротко-высокомерных заблуждениях. Лицо, глядящее из серебряной оправы, принадлежало женщине, которая обладала тонкостью восприятия и обнаружила бы больше правды в экстравагантных выдумках мистера Самсона, чем в интерпретации мыслей и поступков старика Робертом Кордером, но, несомненно, главной заботой супруги проповедника, как и желанием Ханны, было счастье детей, и она терпела мужа по необходимости, как терпят все жены.