Мисс Моул

Отец сказал Рут, что Бог ради своих благих целей забрал маму к себе, и хотя девочка неохотно доверяла Господним решениям, тут пришлось подчиниться. Никто, кроме Бога, не обладал силой достаточно великой, чтобы вызвать столь ужасную катастрофу, и Рут не удивило, что Бог захотел владеть мамой единолично. Эгоистичный поступок, но вполне естественный, и она терпеливо сносила потерю, потому что была беспомощна под ее гнетом. Рут восставала лишь против несовершенств, которые легко было бы устранить и причиной которых послужила вовсе не смерть матери. Возможно, с течением времени многие из них просто стали очевидными, а кое с чем девочка даже научилась справляться. Она была очень близка с матерью, и схожесть их образа мыслей лишь удваивала смущение, когда Рут сталкивалась с назидательностью и мелочностью отца или неблагоразумием Этель; жалость, которую оба они старательно прятали, ругая девочку, лишь подчеркивала эмоции, которые отец и сестра пытались скрыть: что они тоже страдают и хотят защитить друг друга. Возможно, Рут переносила бы скорбь более стойко, будь ее обидчики просто папой и сестрой, а не мамиными мужем и старшей дочерью. Стоило напряжению в жизни Рут ослабнуть с одной стороны, когда умерла мама, как с другой поводок натянулся туже. Теперь, когда больше не нужно было притворяться, когда она разучилась и любить, и смеяться – а знакомые миссис Кордер и даже ее муж были бы поражены, как часто та смешила Рут! – девочка могла полностью сосредоточиться на своих недовольствах.

У нее имелось представление об идеальном доме. Мать в этом доме напоминала бы ее маму, но отец был бы совершенно другим. Если уж ему так нужно посвятить себя религии, пусть бы он служил викарием в традиционной церкви, а сама церковь была бы старой, сумрачной и красивой, где люди не пожимают друг другу руки поверх спинок желтых скамей и не обсуждают вслух болезни и детей. Если им захочется поговорить о таких вещах, они сделают это вполголоса, в залитом солнцем церковном дворе, не нарушая торжественности службы и очарования, навеянного цветными витражами и резным камнем. Дом тоже был бы старым, с раскидистым кедром на лужайке и несколькими собаками, а внутри полным красивых и дорогих фамильных ценностей, портретов и старинного серебра, а предки сплошь были бы генералами, адмиралами флота и судьями. Сыновья семейства учились бы в государственных школах и университетах, и никому даже в голову не пришло бы упоминать об этом, а девочки были бы как на подбор красавицы в прелестных нарядах и крутили яркие любовные романы, вместо того чтобы глупо хихикать с молодыми людьми, как Этель, или дуться на всех, как сама Рут. В доме всегда царил бы порядок, а слуги выполняли работу бесшумно. Девочка колебалась между тем, чтобы отец больше походил на деревенского сквайра, а не викария, интересовался сельским хозяйством и любил спорт, – и вариантом, когда он был бы милым и добрым, со странноватым хобби, добавляющим ему трогательной рассеянности. Но одно она знала твердо: такой отец никогда не заставил бы жену и детей краснеть из-за него, не стал бы вести себя ни излишне фамильярно, ни высокомерно-снисходительно в общении с прихожанами, а его детям не пришлось бы мучительно раздумывать, прежде чем пригласить кого‐то на чай. Школьная и домашняя жизнь мирно текли бы бок о бок, и хотя, как все викарии, отец оставался бы публичной фигурой, можно было бы сохранять уверенность, что он не ляпнет ничего такого, из-за чего детей потом поднимут на смех.

О таком окружении и внешних условиях мечтала Рут, однако ничто из этого мать не забрала с собой. При жизни мамы девочка мечтала об идеальной семье с неменьшей силой и, за неимением недостижимого, изображала в школе стойкую нонконформистку, презирающую аристократию и всей душой преданную скромным пуританским предкам. В ее классе были девочки, которые посещали храм на Бересфорд-роуд, и когда отец проповедовал, Рут слушала его ушами этих девочек, готовясь отразить любые нападки, хотя с критикой она по большому счету и не сталкивалась. Одноклассницы были рады восхищаться ее отцом, как и их родители, и Рут грелась в лучах его отраженной славы. Рисковать потерей этой славы, пригласив одну из восторженных обожательниц домой, она не могла. Место отца было за кафедрой, а Рут занимала свою ступеньку в школьной иерархии, где благодаря чувству юмора и непокорному характеру, о которых семья и не догадывалась, она считалась забавной и оригинальной особой. Но кем она предстанет в глазах сверстниц, когда отец будет называть ее Рути, дразнить и отпускать дурацкие шуточки, чтобы гостьи могли почувствовать себя непринужденно и чтобы показать им, что он обычный человек и тоже умеет веселиться? Их представление о Рут поневоле изменится, да и сама она станет другой и никогда уже не сможет вести себя естественно в роли, которая до сих пор так хорошо ей удавалась.