Мисс Моул

– Завтра мы опробуем комбинированную тактику, – сказал он и тут же увел разговор в сторону: – У меня наверху есть отрезы китайского шелка. Принесу их в гостиную после ужина.

Ханна осталась в столовой, и Роберт Кордер тоже медлил у огня.

– Нас с вами, мисс Моул, – сказал он, – китайские шелка не интересуют.

– В самом деле? – откликнулась Ханна. – Полагаю, они красивы.

– О, несомненно, несомненно, но нас это вряд ли касается.

Он пытался напомнить экономке о возрасте и положении или просто не хотел, чтобы она последовала за остальными в гостиную?

– Не касается, конечно. Поэтому я и осталась здесь, – успокоила она хозяина. – Интересно, удастся ли мистеру Эрли усмирить шипение и бульканье этих форсунок? Я вроде бы привыкла к шуму, но чем ближе Рождество, тем больше он напоминает шипение гусей и индеек, которые злятся, потому что их убьют.

– Какая неприятная мысль! – Преподобный на мгновение нахмурился.

– Да, не правда ли? – Мисс Моул посмотрела на него и засмеялась. – Я испортила ваш рождественский пудинг, а теперь еще и гуся!

Мистер Кордер внезапно снизошел до шутки:

– Или вы могли бы сказать, что заранее раскрыли ему сюжет.

Ханна рассмеялась еще веселее. Она не собиралась уступать проповеднику победу, как дамы на швейном собрании, и Роберт Кордер, возможно, предпочел бы удалиться с добродушным достоинством, пока мисс Моул не воспользовалась его любезностью, но тут появилась Рут: дядя Джим подарил ей чудесный шелк в мелкий цветочек, и не считает ли мисс Моул, что можно успеть сшить из него платье к вечеринке у Спенсер-Смитов.

– Мы попытаемся, – медленно сказала Ханна, думая о маленьком плисовом платьице, которое должно было стать сюрпризом и казалось теперь таким скромным по сравнению с цветастым шелком.

– Я так и знала! – Рут в восторге повернулась к отцу и воскликнула: – Она никогда не откажет, если знает, как сильно ты этого хочешь! И пойди останови Этель, папа, а то она выберет ярко-розовый шелк. Там полно других цветов, и гостиная теперь похожа на текстильную лавку.

– Минуту, мисс Моул. Значит, вы ответили на приглашение миссис Спенсер-Смит?

– Нет, – покачала головой Ханна. – Это сделала ваша дочь.

– Думаю, было бы вежливо послать отдельную записочку. Очень любезно с ее стороны пригласить вас.

– Да, но я не уверена, что мне стоит идти, – скромно возразила Ханна.

– Ну конечно же стоит, непременно! Вы едва ли можете отказаться, да и сами увидите, что атмосфера там вполне дружеская и домашняя. Просто напишите миссис Спенсер-Смит и выразите свою признательность.

– От первого или от третьего лица? – уточнила Ханна.

– От первого, мисс Моул, мне кажется уместнее. Просто в форме записки.

– Хорошо, – сказала она и мысленно принялась сочинять записку, но Рут за руку потащила экономку в гостиную, расспрашивая, есть ли у нее платье для вечеринки.

– Черный шелк с гагатовыми украшениями, – сообщила та. – Вот единственный наряд, подходящий для экономки.

– А у дяди Джима столько чудесных тканей, – вздохнула Рут.

– Только посмей выпрашивать у него ткань для меня, и я больше никогда не буду с тобой разговаривать, – яростно прошипела Ханна на ухо девочке, но Джим Эрли не нуждался в намеках. Глядя на кучу купленного добра, капитан не чаял от него избавиться, поэтому, не обращая внимания на робкие протесты Ханны, всучил ей рулон шелка.

Счастье Рут теперь было полным.

– Представьте, как втайне будет досадовать миссис Спенсер-Смит, когда увидит нас роскошно одетыми! – воскликнула она.

Глава 24

Как многие, у кого нет ни дома, ни детей, Ханна не любила Рождество. Было несколько человек, от которых в связи с карьерными перипетиями она оказалась полностью отрезана, вот им она писала поздравительные открытки, но скудость круга ее знакомых и отсутствие с ними настоящей близости особенно бросались в глаза в это время года и почти убеждали мисс Моул в личной несостоятельности, но, как недавно подчеркивал Роберт Кордер, нелегко находить друзей за пределами дома, в котором живешь как иждивенка. Для большинства людей, которым она служила, часто искренне, а иногда с ошибочным рвением погружаясь в их дела как в свои собственные, Ханна оставалась просто мисс Моул, чья важность исчезала вместе с ее полезным присутствием. Она привыкла к такому положению вещей, хотя оно до сих пор ее поражало. Человек представлялся ей сплошным чудом, и целая группа людей у нее на глазах разыгрывала драму, в которой Ханна была наполовину творцом, наполовину зрителем; она не понимала, чем остальные занимают себя без этого развлечения, которое никогда не приедается и никогда не заканчивается. Она была не из тех, кто, опоздав на поезд, считает ожидание на платформе потерянным временем, кто в вагоне закрывает глаза или читает газету; она приходила в восторг от вида незнакомцев и эманаций их личностей, и ей не верилось, что они не испытывают такого же радостного возбуждения от ее соседства.