Мисс Моул

Ханна принимала жизнь как есть, со всеми несовершенствами, что не мешало ей на свой лад размышлять о смысле человеческого существования. Находя удовольствие и волнение в мелочах, если ничего более значительного не происходило, и видя, что другие поступают так же (хотя, по мнению Ханны, не с такой страстной увлеченностью), она по-прежнему задавалась вопросом: неужели от людей не ожидают большего? Неужели достаточно обеспечить себе пропитание, кров и доступный кусочек счастья и ничего другого от них не требуется? Роберт Кордер, вероятно, видел себя человеком, наделенным особой миссией по искоренению зла; возможно, Уилфрид, пусть и стыдясь в этом признаться, стремился облегчить физические страдания человечества, но большинство людей, подобно самой мисс Моул (пусть и не обладая ее преимуществами), проживало день за днем, довольствуясь мелочами, радуясь, если беда обошла стороной, и трогательно благодаря за спокойные времена. Но в мире, которому известно движение солнца, луны и звезд, где существует чудо весны и красочный спектакль осени, занятия двуногих существ, бегающих по поверхности земли, казались недостаточно значимыми. Они изводили себя страданиями из-за неважных вещей вроде матрасов и непомерным волнением из-за невинного развлечения вроде чаепития с мистером Бленкинсопом; они тратили время (которое, несомненно, стоило направить на какую‐то высшую цель), пробуя новые прически ради незнакомого моряка, который даже не заметит их усилий. Но каковы же эти высшие цели и кто их преследует, если не считать особого круга мыслителей и творцов? И не кажется ли этим людям, как временами Ханне Моул, что все их усилия не имеют смысла? Она завидовала художникам с их определенными объектами и работой, являющейся для них своего рода нравственным императивом, но зависть была одной из тех эмоций, которым мисс Моул не позволяла задерживаться надолго, и бесследно испарилась, когда Ханна поняла, что тоже должна стать художницей в своей сфере, что она уже делает для этого почти все возможное и что результаты ее трудов, когда они хороши, достойны восхищения не меньше живописных картин голландских интерьеров, хотя на тех не присутствуют боги и богини.

Решение стать добросовестной художницей невероятно вдохновило ее потому, что требовало выражения ее личной, а не созданной Робертом Кордером концепции экономки в доме священника-нонконформиста. Было утешительно думать, что потворствовать его представлениям означало предать саму себя, потому что по отношению к хозяину она временами чувствовала себя виноватой. А ведь хвасталась, будто может проявить симпатию к любому человеку, но и пальцем не пошевелила, чтобы Роберт Кордер ей понравился, хотя Уилфрид намекал, что даже небольшое поощрение в адрес дяди пошло бы на благо обществу. Однако художник не обязан думать о благе общества. Лучшие работы не создаются таким образом, и Ханна чувствовала себя совершенно свободно, продолжая не любить Роберта Кордера и даже получая от этого упражнения в нелюбви своеобразное удовольствие. Впрочем, как она подозревала, и он начал извлекать радость из своей неприязни к экономке. Мисс Моул лучше умела скрывать свои чувства и вообще считала себя умнее во всех отношениях, так что ее удовольствие обещало только нарастать по мере ее тайных побед и наглядных провалов хозяина. Надо позволить себе эту радость, думала Ханна; более того, нет ничего опаснее, чем идти против своей природы ради воображаемого будущего блага. И даже если принимать в расчет будущее благо, то что может быть лучше для Роберта Кордера и его близких, чем влияние независимого ума на главу семейства?