После чаепития с мистером Бленкинсопом мисс Моул была весела и довольна собой. Один раз ей даже удалось рассмешить серьезного молодого человека, не единожды он невольно улыбнулся, и в укромном уголке чайной, где еда и чай были хороши, Ханна впервые за много лет смогла говорить свободно. С работодателями ей приходилось больше слушать, чем говорить, и хотя нескольких мест она лишилась по причине словесной невоздержанности, язык ее не был злым: он просто не находил выхода энергии, копившейся под спудом; так спокойная в целом лошадь, застоявшись в стойле, приходит в буйство при виде зеленого луга. Заполучить слушателя вроде мистера Бленкинсопа означало вволю порезвиться на травке, не опасаясь наказания за побег. С ним – потенциальным, а то и действительным собратом по греху – не требовалось подбирать слова, а в таких случаях речи Ханны получались достаточно безобидными. Расставшись с мистером Бленкинсопом, она боялась только одного: не слишком ли она его заболтала, ведь что для нее в самый раз, для него могло оказаться чересчур. По собственной инициативе он не спешил заводить речь о своих делах, и когда Ханна, давая ему шанс, попыталась поддразнить компаньона позолоченными решетками банка и опасными последствиями вечерней свободы, успокоил ее, сказав, что не является импульсивной личностью. Мисс Моул выразила удивление, и это был один из моментов, когда ее серьезный спутник улыбнулся, но, продолжив говорить, торжественно заверил ее, что всегда тщательно обдумывает любые свои начинания.
– Тогда у вас нет ни моих оправданий, ни моих развлечений! – воскликнула Ханна. – Мир, мистер Бленкинсоп, чудесное место, если за каждым поворотом ждет приключение.
– Да, но не для каждого, – сокрушенно вздохнул он.
– Конечно, некоторые предпочитают избегать приключений. Но меня пугает мысль, что, будь вы человеком такого типа, я бы никогда с вами не познакомилась. Сожалею, что прискорбный инцидент всплывает при каждой нашей встрече, но наверняка не мне одной он приходит на ум. Я имею в виду…
– Я понял, что вы имеете в виду.
– И сожалеете и об упоминании, и о самом происшествии.
– Не совсем.
– Тогда вы изменились.
– Да, изменился.
– Ага! – многозначительно воскликнула Ханна. – А я вот нисколько не жалею о том случае, потому что сейчас я здесь, на свидании с холостым джентльменом, а ведь могла бы сидеть в душной гостиной миссис Виддоуз. Что, впрочем, маловероятно, – честно добавила она. Ей хотелось упомянуть в разговоре, что мистер Бленкинсоп не женат, и посмотреть на его реакцию. Но, возможно, она сказала так много, что он решил промолчать. Тогда мисс Моул рассказала ему о детстве в деревне, о местах, в которых работала, о том, какие книги ей нравятся и чем бы она занималась, будь у нее много денег. Ханна сама чувствовала усталость от собственного красноречия, но вместе с тем – и облегчение и пришла к выводу, что не дала собеседнику повода усомниться в ее рассудительности. В противном случае ей было бы очень жаль: Ханне нравился мистер Бленкинсоп, и ее интересовало, сбудутся ли истории, которые она о нем придумывала. Оглядываясь на свое прошлое и мужчин, которых она встречала (в основном работодателей, их друзей и родственников, поскольку ее жизнь была лишена более близких отношений как с мужчинами, так и с женщинами), мисс Моул решила, что мистер Бленкинсоп достоин того, чтобы доверить ему секрет или обратиться к нему за помощью, а когда в уме мелькнула испуганная мысль о мистере Пилгриме, ее воображению не составило большого труда представить, как плотная, солидная фигура мистера Бленкинсопа затмевает собой узкоплечую крадущуюся тень соперника, как полисмен, зорко следящий за подозрительной личностью.