Мисс Неугомонность

Что же ты натворила, драконяша, и как же я позволил этому случиться!

Какая-то неправильность движения впереди привлекла мое совершенно рассредоточенное сейчас внимание, и через мгновение я понял, что происходит то еще дерьмо. У чертова большегруза, что пер передо мной в гору, оторвался огромный прицеп, и, набирая скорость, несся на меня с горы.

А деваться тут особо-то и некуда.

Врубив задний ход, я ударил по газам, лавируя по дороге и надеясь, что гадскую неуправляемую железяку на колесах не крутанет в мою сторону. Просто бросить старичка Пигги, позволив громадине превратить его в груды мятого металла, мне и в голову не пришло. Мы своих не бросаем. Почти километр я играл в смертельные догонялки с все ускоряющимся прицепом, пока его не повело вправо, а я ушел до предела влево, пропуская эту блуждающую боеголовку мимо буквально в нескольких сантиметрах от бока Пигги. Цепанув колесами обочину, бешеная железяка вильнула резко в сторону и слетела-таки в кювет.

Ну и слава Богу, никого не угробило.

Мокрый от пота, как мышь, упавшая в ливневку, я медленно наклонился, утыкаясь лбом в сложенные на руле руки. Только сейчас, когда все уже кончилось, до меня вдруг дошло, что могло бы случиться, зазевайся я чуть или пойди все не так удачно. Если бы чертов прицеп развернуло поперек дороги, он перевернулся и покатился вниз, собирая все на своем пути, меня бы вряд ли спасло и выпрыгивание из кабины на ходу. В лучшем случае весь переломался бы, а в худшем… А в худшем, сломал бы шею, или раздавило бы, как муравья ботинком. И конец всем дурацким страдашкам. Дурацким! Никчемным!! Мелочным и трусливым!!! Вот так, раз — и конец. Ничего больше. Никакого выбора, никаких шансов, никаких счастливых или несчастных вероятностей развития жизни и отношений. НИ-ЧЕ-ГО!

— Парень, ты в порядке? — Водитель большегруза, запыхавшийся, с перекошенным бледным лицом, распахнул мою дверь. — Я не… не понимаю… все же в порядке было… Если что… компенсирую…

— Не парься! — махнул я ему рукой. — До города подкинуть?

— Я копов уже вызвал… у меня страховка в порядке…

— Забудь, у меня все цело, ждать не могу.

Закрыв дверь, я быстро развернулся и рванул обратно в гостиницу, проигнорировав пронесшихся навстречу полицейских. Не до того мне.

— Вы решили вернуться, мистер Доэрти? — удивилась выходившая из нашего с Мари номера горничная. — Что-то забыли?

— Мари! — крикнул я через ее плечо.

— Мисс Дюпре забрало такси до аэропорта.

— Давно?

— Минут сорок назад. Сразу вслед за вами.

— Она… выглядела… как?

— Э-э-э, я не видела, сэр.

Стыдно и погано, невыносимо просто.

Слабак и истеричка, а не мужик я. Права ты, детка, ты заслуживаешь кого получше… Вот только я больше не готов тебя никому отдавать, так что придется брать что есть.

Глава 21

Доброе утро!

Доброе сраное утро!

Ни хрена не доброе отвратительное дерьмовое утро, и такое же пробуждение — после яркого, ошеломительного, фантастического, удивительного и, увы, неповторимого и слишком короткого сна.

Потому что эти два дня моей жизни были сном. Невозможным в реальности.

И никакие медведи с зонтиками, никакие выпрямленные волосы, никакие в кровь искусанные губы не могут теперь помочь выбросить из головы те несколько часов, когда я чувствовала себя счастливой, влюбленной и любимой. И пусть я была любима не сердцем и душой, а хотя бы телом, руками и губами одного невозможного, бешеного, отвратительного и невыносимо нежного дикаря, это все равно было прекрасно.

И не надо мне тут говорить, что мне и сравнить-то не с чем.

Я и не хочу никого ни с кем сравнивать. Мне достаточно того, что такого состояния невесомости, легкости и востребованности я сама ни разу в жизни не испытывала.

Я была невинна в физиологическом смысле слова, но наивной меня назвать трудно, уж точно не после нескольких лет выживания в большом городе. И уж точно не в современных условиях пресыщения информацией обо всем на свете, включая любые стороны взаимоотношений мужчины и женщины.

Если бы мне вдруг прямо сейчас предложили до конца дней моих поселиться на необитаемом острове, то единственное, о чем бы я попросила, чтобы со мной жил он. Кевин, мать его, Доэрти.

Потому что никто другой не смог бы построить своими руками дом, найти пропитание или обработать раны. Только этот угрюмый ворчун, бьющий не глядя любого, кто подкрадется со спины. И только от него я хотела бы родить детей — столько, сколько послал бы господь. И только для него я была бы готова, обжигая руки, готовить принесенную им добычу на костре. И только ради него терпела бы и холод, и жару, и ураган, и любое ненастье.