Мисс Неугомонность

Мы с братишкой смирно застыли в дверях по разные стороны порога их комнаты.

— Рик, отойди и позволь Кевину войти, а то сквозняк. И будьте добры, говорите потише, я не так давно укачала Рози, — деликатно объяснила причину необходимости захлопнуть рты и вести себя цивилизованно подруга моей слишкой крылатой и слишком быстрой, блин, дракоши.

— Кевин, прости Рика, и меня прости за этот эмоциональный взрыв. Я и в самом деле страшно расстроилась, что Мари заболела на этих ваших съемках и вынуждена уехать как минимум на неделю, чтобы разобраться со своим здоровьем.

В смысле заболела? Чем заболела? Когда успела?

— Заболела? — недоуменно переглянулись мы с мелким.

— Ну да, мне так Ронни сказал, а дозвониться я ей не смогла, а эсэмэску она написала короткую, мол, меня не будет неделю. А у меня что-то с настроением… — блондиночка неопределенно покрутила рукой, и мы с братом одновременно уставились на нее — я в недоумении, а Рик в каком-то странном встревоженно-радостном ожидании. — …последнее время не то. Мне так хотелось поговорить с Мари, а она не отвечает. Вот я и расплакалась. Рик, а ты что подумал? — хлопая глазами, вдруг вопросила Алеена.

Так. Эти вот гормональные бури, млин, вечно пацанам жизнь портят. И фингалы оставляют на память.

— Мхм… — невнятно проворчал Мангуст, пристально глядя мне в глаза и всем красноречиво-угрюмым выражением лица показывая, насколько верит во внезапную болезнь Мари. Он же меня как облупленного знает.

— Прости, братан, — процедил он сквозь зубы так, что было больше похоже на «убью нах».

— Друзья мои, — вскинул я руки в примирительном жесте, — у меня реально насущный вопрос. Вопрос жизни и смерти. Где. Найти. Мари? — раздельно произнес я каждое слово. — Не искать, но так и не найти, а именно взять и приехать туда, где она сейчас.

Алеена задумчиво возвела очи и, как-будто что-то вспоминая, принялась шевелить губами.

— Гуд, Робин Гуд, Ноттингем, стрелки из… из…

— Робин Гуд и Веселые Шервудские разбойники, — не вытерпел я.

— Точно! Робин из Шервуда! Да! Вспомнила! — с облегчением улыбнулась Алеена. — Вот там она и есть, скорее всего!

— Э-э-э, милая, ты в порядке? — как-то преувеличенно заботливо, но в то же время с бесконечной нежностью, резанувшей мне сердце, переспросил Рик у жены.

— Ой, ну да. Шервуд — это городок в Канаде, где родилась и выросла Мари. Там до сих пор живет ее семья. Все, кроме мамы. Ее маму звали Робин. Она умерла много лет назад.

— Ты уверена, что она там? — Черт. Я не мог не переспросить. Мне надо знать точно, чтобы поймать Мари до того, как она успеет накрутить себе чего лишнего. Ну, в смысле, плюс к тому, что я умудрился ей ляпнуть. Кусок дебила.

— Ну, не то чтобы уверена, но Мари сказала, что когда ей плохо, то единственное место на земле, где она чувствует себя спрятавшейся от всех невзгод и болезней, — это дом ее родителей.

— Спасибо, Алеена. Ты меня очень выручила. Можно взглянуть на племяшку?

— Ну конечно можно. Ты же ее любимый дядюшка, — расплылась в улыбке невестка.

Подойдя к кроватке, где безмятежно развалилась морской звездой красотка Рози, я наклонился и аккуратно поцеловал крохотный розовый кулачок.

— Скоро тебе будет очень весело, мой цветочек. Вдвоем с братиком или сестричкой расти однозначно веселее. А втроем или вчетвером — вообще неописуемо, — прошептал я и, разогнувшись, показал мелкому большой палец, от чего тот расплылся в неконтролируемо-счастливой улыбке. Удачливый засранец.

Глава 23

Третий день пребывания в отчем доме ознаменовался… песцом. Огромным таким, пушистым полярным зверьком белого цвета.

Не могу сказать, чтобы меня особо пытали накануне, но, хрустя имбирными печеньками, которые в этот раз прям удались на славу, братья все больше мрачнели и многозначительно переглядывались.

Ну что за дураки, а?

Вот с чего им взбрело в голову, что именно эти печеньки означают, что у меня какие-то там неприятности?

Нет, ну, не буду врать, самый первый раз меня вдохновила на эту выпечку моя первая несчастная, поскольку неразделенная, любовь. И случилась она со мной лет эдак в тринадцать.

Мамы рядом уже не было, ни с какими подружками я ничем таким не делилась, ибо подружек как таковых у меня и не водилось, оставалась единственная особа женского пола, с которой я худо-бедно общалась, наша соседка — мадам Арно. На ту пору она уже давно перевалила за почтенную цифру семьдесят, жила с десятком кошек, вязала просто изумительное кружево, пекла для всего городка имбирные рождественские печеньки и курила как паровоз. И вот, собственно, совершенно случайно в день, ознаменованный первым крушением девичьих мечтаний о прекрасном принце, который, краснея и пряча фингал под левым глазом, признался, что испытывает больший интерес к собственному полу, я и умудрилась нарваться на мадам Арно, будучи зареванной до распухшего носа и превратившихся в тонкие щелочки глаз.

Мадам привела меня за руку к себе домой, усадила за стол, налила молока, достала имбирные печеньки, прикурила свою любимую вишневую трубку и велела:

— Молви. Внимаю.