Мисс Сильвер приезжает погостить. Гостиница «Огненное колесо»

Мисс Сильвер перевернула жакетик для маленькой Джозефин. Она совершенно не сомневалась, что миссис Уэлби предприняла намеренную попытку шантажа, которая привела ее к смерти. Очень опасная попытка, а в случае убийства – практически фатальная. Однако она не стала произносить этого вслух и продолжала вязать, пока тишину не прервал сдавленный всхлип.

– Я не могу прийти в себя потому, что я мог ее спасти. Я сказал вам, что не сразу все это понял. Когда она вышла из кабинета мистера Холдернесса, она была со мной очень мила. И это… от этого все остальное вылетело у меня из головы. Контора закрылась в час дня, и я пошел с друзьями на футбольный матч. Домой я вернулся только вечером, выпил чаю и снова ушел. Я сказал матери, что пойду в «Перья» поиграть в дартс, но, когда дошел дотуда, понял, что не могу. Я пошел к Гейт-Хаусу и бродил там, глядя на свет в ее окнах. Около половины девятого я увидел, как подъехала машина и остановилась на обочине. Там у забора растет дерево, я отошел, встал под ним и увидел, как он прошел мимо. Он прошел между столбов и вошел в дом. Я едва с ума не сошел, думая, что они там вдвоем. – Он поднял на нее глаза, лицо его перекосилось. – Знаете, я подошел к двери и поднес палец к звонку, но не смог позвонить. Я ушел, но если бы я вошел, она была бы спасена.

Мисс Сильвер посмотрела на него очень по-доброму.

– Этого никто не может сказать наверняка. Вы не можете этого знать. Не мучьте себя мыслями о том, что могло бы быть. Я не представляю, как бы вы могли прервать беседу миссис Уэлби и ее поверенного. Вы можете сказать мне, как долго он там пробыл?

– Мне показалось, что целую вечность, но на самом деле не больше двадцати минут. Он вышел, сел в машину и уехал.

– Вы говорите «он», «его машина». Вы могли бы поклясться, что «он» – это мистер Холдернесс и машина точно его?

Он резко кивнул.

– Абсолютно. Я видел его в свете лампы в холле, когда он выходил, и я видел номера на его машине и вчера, и в среду вечером. Когда он уехал, я там еще немного побродил. А потом появились какие-то люди, так что я пошел домой. – Он уронил голову на руки и застонал: – Если бы я остался… Если бы только я остался, я бы понял, что что-то не так, раз свет в ее окнах не погас.

Глава 41

В половине десятого утра в понедельник мистер Холдернесс сложил письма и встал из-за стола. Поскольку он много лет вдовел и был бездетен, после смерти жены его хозяйство вела незамужняя сестра – поблекшая болезненная особа с вечно недовольным лицом. Когда ее брат сунул под мышку «Таймс», она подняла на него глаза и наморщила лоб.

– Ты уже уходишь?

– Уже половина десятого.

– Ты выпил вторую чашку чая?

Он рассмеялся.

– Ты же сама мне ее наливала.

Мисс Холдернесс схватилась за голову.

– Правда? Сама не знаю, что со мной. Я ночью глаз не сомкнула. Не представляю, как так получилось, что у меня закончились таблетки – я думала, что упаковка была наполовину полная.

– Может, на тебя что-то нашло вчера вечером, и ты выпила их все разом?

Мисс Холдернесс потрясенно посмотрела на него.

– Нет! Это ведь опасно!

– Ну, дорогая, опасность придает жизни вкус.

Когда он был у двери, она спросила его, придет ли он домой обедать. «Нет», – ответил он и вышел из комнаты – и из ее жизни.

Он нечасто ездил в контору на машине. Он жил в том же доме, где родился он сам, а до него – его отец и дед. Когда дом построили, он стоял на окраине города, и вокруг него до сих пор сохранился сад, но открытое раньше пространство вокруг теперь было плотно застроено. Поскольку до конторы было меньше полумили, он обычно проделывал этот путь пешком.

Нынешний день ничем не отличался от всех прочих бесчисленных дней, когда он быстро закрывал за собой дверь, минуту стоял, наслаждаясь свежим воздухом, потом спускался по двум невысоким ступенькам на тротуар, поворачивал направо и шел в сторону Главной улицы – шляпа чуть сдвинута набок, в руке кожаный портфель. Без четверти десять он обычно доходил до ближнего конца Главной улицы, а когда часы на колокольне церкви Святой Марии отбивали десять, он уже сидел за своим столом и просматривал утреннюю почту.

Нынешнее утро понедельника ничем не отличалось от других. Впоследствии дюжина людей вспомнит, что они его видели и пожелали ему доброго утра. Каждый прокомментирует с разной степенью удивления: «Он выглядел совершенно как обычно», «Его вид ничем не отличался от обычного», «Никогда бы не подумал, что с ним что-то не так».