Мисс Сильвер приезжает погостить. Гостиница «Огненное колесо»

– Мистер Холдернесс, ваш разговор с миссис Уэлби в субботу утром подслушивали.

Когда он произнес эти слова, ради которых и пришел сюда, он испытал некоторую тревогу. За этими словами не было твердой уверенности, которая требовалась в деле такого рода. В глубине его неспокойного ума затаилась досадная мысль о том, что раз в жизни он позволил себе действовать второпях. То, что вчера вечером казалось не просто возможным, но решающим доказательством, сегодня уже так не выглядело. В этой конторе сто пятьдесят лет служили закону под пристальным авторитетным взглядом последнего из рода уважаемых юристов. Находясь здесь, было чрезвычайно трудно сопротивляться ужасному предположению, что Алан Гровер в приступе ревности мог запросто все сочинить. Совершенно очевидно, что парень был одержим Кэтрин Уэлби и мучительно ревновал ее к своему начальнику, а сейчас был почти вне себя от горя. По сути, на этом основывалась вся его история. В краткий миг тишины, которая последовала за словами Марча, все эти факты мало ободряли.

Когда этот миг прошел, лицо мистера Холдернесса тревожно потемнело. Он недоверчиво переспросил:

– Мой разговор с миссис Уэлби подслушивали?

– Да.

– Могу я спросить, кто и каким образом? – Не получив ответа, он наклонился вперед и гневно сказал: – Без сомнения, это был человек, любезно предоставивший вам номер моей машины! Подслушивающий через замочную скважину клерк, который так докучал миссис Уэлби, что она была вынуждена просить его прекратить визиты к ней. Она рассказывала мне об этом и по своей доброте просила меня не обращать на это внимания. Она была добра к юноше – давала ему книги и помогала развиваться, и вот как он ей за это отплатил – едва она умерла, как он уже смешивает ее имя с грязью!

– Пересказывая вашу беседу, он утверждал, что слышал, как миссис Уэлби сказала вам, что она вернулась в Меллинг-Хаус сразу после десяти часов в среду вечером. В соответствии с его показаниями, она сказала, что в тот момент вы громко ссорились с Джеймсом Лесситером, он обвинял вас в незаконном присвоении денег, доверенных вам его матерью, и объявил о своем намерении подать на вас в суд. Гровер утверждает, что, исходя из услышанных им слов миссис Уэлби, она отказалась от мысли повидаться с Лесситером и вернулась в Гейт-Хаус.

Мистер Холдернесс величественно посмотрел на него.

– Рассказ соглядатая о беседе между его начальником и клиенткой – ревнивые фантазии томящегося от любви щенка! Мой дорогой мистер Марч, вы должны прекрасно понимать, что подобная чушь – это не доказательство. Ни один суд его не примет.

– Я передал вам его слова, – спокойно сказал Марч. – Доказательство касательно вашей машины будет принято.

– Я сам признал этот факт и совершенно рационально его объяснил.

– Алан Гровер готов подтвердить под присягой, что он видел, как вы уходили по аллее в среду вечером, и шли вы не из Гейт-Хауса.

– Я не сомневаюсь, что он готов как-то подкрепить свои ревнивые фантазии, но думаю, что я с легкостью с этим справлюсь.

Он сделал паузу, обвел Марча и Дрейка полным негодования взглядом, и спросил:

– А теперь вы меня арестуете?

Тон его был вызывающе требовательным, словно он прямо заявил, что все это блеф. Начальник полиции еще сильнее почувствовал, что он не ощущает твердой почвы под ногами и не застрахован от катастрофического провала, но тем сильнее была его решимость не отступать. Он почти сразу ответил:

– Боюсь, нам придется произвести здесь обыск.

Мистер Холдернесс с издевкой рассмеялся.

– Вам понадобится много времени, чтобы просмотреть все коробки с делами. Может, вы хоть намекнете, что именно вы ожидаете найти?

– Думаю, мистер Холдернесс, мы начнем с вашего сейфа.

Все с тем же гневным и величественным видом он откинулся на спинку кресла.

– А если я откажусь?

– У инспектора Дрейка есть ордер на обыск.

От гнева мистер Холдернесс побагровел до корней густых седых волос, темные глаза сверкали, левая рука, лежавшая на колене, сжалась в кулак, а правой он так вцепился в подлокотник кресла, что костяшки пальцев побелели. Наблюдавшим за ним двоим мужчинам показалось, что в любой момент этот гневный протест может вылиться в поток неистовой брани, однако минута за минутой проходили в тишине, он молчал. Очень медленно кровь отхлынула от его лица. Он прикрыл сверкающие от ярости глаза. Когда веки снова поднялись, приступ был уже позади. Он выглядел вполне обычно, разве что чуть бледнее, чуть решительнее и чуть более горделиво.

– Хорошо. Конечно, у меня нет возражений. Я не знаю, что вы ожидаете там найти. Я думаю, что годы работы в этом городе и репутация моей фирмы защитят меня от того, что я могу назвать только произволом. Мне нечего скрывать, и я могу лишь надеяться, что вам не придется жалеть.

Он встал, оттолкнув кресло, прошел к камину и встал слева от него, очень спокойно вытянул из кармана стальную цепочку и выбрал один из свисавших с нее ключей.