– Что-то не так? – спросил он.
– Дорогой, разве ты не прочел наш брачный контракт, прежде чем подписать его?
Они должны были пожениться в среду по специальному разрешению, что позволяло им обойтись без положенной огласки и сочетаться браком там, где они предпочтут. Об этом позаботился лорд Харгейт.
– Разумеется, прочел, но, быть может, чего-то не понял, – заявил Алистер. – Во-первых, он был написан мерзким почерком законника, который невозможно разобрать. Во-вторых, изложен ужасающе непонятным юридическим языком. Я действительно помню огромное количество нулей в некоторых числах и ошибку в подсчетах, к которой я привлек внимание отца. Он от души посмеялся надо мной, а я сделал вид, будто смирился с судьбой, и поставил свою подпись там, где мне указали.
– Мое приданое составляет двести тысяч фунтов, – напомнила Мирабель. – Кроме того…
– Прошу прощения, я не ослышался? Ты сказала «двести тысяч»?
– Совершенно верно.
Это был еще один удар – как битой по голове.
– Дорогой, с тобой все в порядке? – встревоженно спросила она, коснувшись его щеки затянутой в перчатку рукой.
Алистер остановил лошадей и, прижавшись губами к ее ладони, пробормотал:
– Не обращай внимания. Я на мгновение потерял сознание, вот и все. Две. Сотни. Тысяч. Неудивительно, что мой отец расхохотался.
– А ты этого не знал?
– Я подумал, что по ошибке приписали лишние нули, – признался Алистер. – Я полагал, что это двадцать тысяч или около того. Приданое дочери герцога Суззрленда, одного из самых богатых людей Англии, составляло двадцать тысяч фунтов. Но я не стал уточнять, потому что говорить о деньгах вульгарно.
– Мама унаследовала состояние семейного банкирского дома, – объяснила Мирабель. – У отца тоже было весьма значительное состояние.
Алистер старался не показывать, насколько удивлен, и заинтересованно огляделся вокруг: на деревьях появились первые листочки, щебетали птицы, по дорожкам проезжали всадники. Вскоре парк заполнился представителями избранного светского общества, выехавшими на прогулку верхом на дорогих конях или в элегантных экипажах, одетыми по последней моде и обменивавшимися последними сплетнями.
– Ты расстроен, – сказала Мирабель.
– Неудивительно, что отец был так ласков со мной. После того как я подписал бумаги, даже потрепал меня по плечу.
– Ну что ж, твое содержание и впрямь обходится недешево. Вот он и обрадовался, что ты нашел богатую невесту.
Нет ничего необычного в том, что средний сын женится на деньгах.
Алистер внимательно посмотрел на женщину, которая скоро станет его женой: волосы словно восход солнца, глаза как сумерки, голос как ночь. Ему повезло как никому: красавица да еще и умница, сообразительная, искренняя и добросердечная. А как она доверчиво и безоговорочно отдает ему себя!
Он улыбнулся, и она удивленно спросила:
– Я сказала что-то забавное?
– Я представил тебя обнаженной, – шепнул Алистер, наклоняясь к ней.
– Тысяча извинений, что мешаю, Карс, – раздался знакомый голос. – Сожалею, но ждать больше не в силах.
Мирабель вздрогнула от неожиданности в отличие от Алистера, который словно застыл, а потом медленно отстранился от нее.
– Гордмор? – произнес он холодно.
– Мисс Олдридж, – поклонился тот, сняв шляпу.
Она вежливо кивнула.
– Умоляю извинить меня за бестактность, – произнес лорд Гордмор.
Атмосфера накалялась.
Мирабель огляделась: парк почти опустел. Если несколько минут назад она радовалась возможности побыть с Алистером наедине, то сейчас пожалела об этом.
– Твоя наглость переходит всякие границы, – процедил Алистер. – Даже если у тебя не осталось ни капли стыда, мог бы подумать о том, насколько неприятно твое присутствие мисс Олдридж.
– Я об этом подумал, Карс, потому и пришел. Я мог бы вышибить себе мозги или перерезать горло, но у меня никогда не было склонности к театральным эффектам. К тому же сомневаюсь, что смог бы проделать это с должной элегантностью, и испортил бы все дело.
– Вышибить себе мозги? – переспросил Алистер. – О чем ты говоришь?
– Я и сам толком не знаю, – ответил Гордмор. – Но мне невыносимо обсуждать это через посторонних людей. Если мы должны драться, то давай обойдемся без…
– Драться? – Мирабель повернулась к Алистеру. – Только не говори мне, что ты вызвал его на дуэль.
– Разумеется, нет, – успокоил ее тот. – Он никудышный стрелок и непременно убил бы какого-нибудь ни в чем не повинного зеваку.
– Никудышный? – возмутился Гордмор. – Да я…
– А шпагой владеет еще хуже, – перебил его Алистер.
– Просто время от времени я позволял тебе одержать верх, – заявил Гордмор. – Из жалости.
Глаза Алистера сузились, и он прорычал:
– Из жалости? Хочешь сказать, из-за моего увечья?
– Ты был увечным задолго до того, как тебя поцарапало при Ватерлоо. Я постоянно вызволял тебя из какой-нибудь беды.
Гордмор повернулся к Мирабель.
– Трудно сосчитать, сколько раз мне приходилось выручать этого болвана из всяких неприятностей. Та маленькая блондинка – как ее звали? Мы тогда учились в Итоне. Дочь сторожа…
– Клара, – подсказала Мирабель, вспомнив письмо тетушки.