Миссия «Алсос»

Герлах расстроился больше всех. Он вел себя подобно потерпевшему поражение генералу. Он, «рейхсмаршал» ядерной физики, не сумел победить! Замечания более молодых ученых он воспринимал как критику именно в его адрес и несколько дней находился в состоянии глубокой депрессии. Коллеги всячески утешали и старались привести в равновесие расстроенного профессора.

Остальные оправились от истерики сами. Они проводили часы, обсуждая научные проблемы, связанные с бомбой, и пытались представить себе механизм ее действия. Но, несмотря на всю подробность радиосообщений, немецкие ученые были уверены в том, что мы сбросили на Хиросиму урановый котел. Неудивительно, что они были сбиты с толку. Конечно, для нас или для кого-нибудь другого было бы очень большим достижением поднять в воздух и сбросить целый урановый котел; вряд ли когда-нибудь удастся построить самолеты, способные выполнить такую задачу. Но если бы даже и был такой самолет, то все равно урановый котел никогда бы не смог быть бомбой. Он мог бы только шипеть и свистеть. Но немецкие специалисты не могли понять даже этого основного фактора.

Не сумев этого понять, они начали придираться ко всяким мелким деталям. Почему никто не хочет верить, что Отто Ган открыл явление деления урана? Почему в газетах ошибочно утверждается, что деление открыла Лиза Мейтнер? И, в конце концов и прежде всего, почему Германия не смогла изготовить бомбу? Они выискивали всяческие объяснения и оправдания. Утверждалось, например, что нацистское правительство никогда не поддерживало науку в таких масштабах, как правительства союзных стран.

По-видимому, им удобно было в это время забыть об активном интересе гестапо и других правительственных органов, проявленном к урановой проблеме. Они сейчас забыли о том, что сами-то они были не очень уверены тогда в своих шансах на успех; будь у них такая уверенность, они, вероятно, имели бы больше правительственной поддержки. А некоторые прибегали к такой аргументации, что, дескать, если бы мы и располагали большей правительственной помощью, то мы все равно не дали бы в руки Гитлера такого ужасного оружия. Несомненно, это звучало бы правдой в устах таких людей, как фон Лауэ и Ган, но весьма сомнительно, чтобы это было так же верно для всех остальных.

Но почему, удивлялись германские ученые, газеты и радио уделяли такое внимание разрушению союзниками завода по изготовлению тяжелой воды в Норвегии? Ведь тяжелая вода не имеет ничего общего с изготовлением атомной бомбы? Ее можно использовать для изготовления «урановой машины», но никак не бомбы! И что такое говорят о плутонии? Что такое плутоний? Немецкие физики были смущены более, чем когда-либо. Должно быть, говорили они, эти глупые газетные репортеры и радиокомментаторы опять путают: нет такого вещества — плутония. Может быть, под плутонием они подразумевают полоний или протактиний — давно уже известные радиоактивные элементы? Но какую роль могут они играть в изготовлении атомной бомбы?

Прошло более суток с момента первого сообщения о Хиросиме, и лишь тогда Гейзенберг начал осознавать, как глубоко он и его коллеги ошибались в понимании основного принципа атомной бомбы. Только теперь он наконец понял, что атомный котел мы использовали лишь для получения нового вещества — плутония, — который и применили в бомбе. Котел сам по себе никогда и не предназначался для того, чтобы служить бомбой.

Гейзенберг собрал своих коллег и объяснил им все. Они были поражены и удручены. Все это было так просто! Как же они могли так промахнуться? И как им дальше жить после такого удара по германскому научному престижу?

Это было более чем академическим вопросом. Если бы было решено послать их обратно в Германию, то их жизнь могла бы оказаться в опасности: фанатики нацисты возложили бы на них всю тяжесть ответственности. Стремление интернированных немецких ученых вернуться домой заметно поостыло, и они сразу же оценили по достоинству английское гостеприимство.

Среди более молодых немецких физиков нашлись и такие, кто оправдал свои неудачи. Они повернули дело таким образом, что сама неудача стала для них достоинством: стали отрицать вообще свои намерения изготовить атомное взрывчатое вещество, подчеркивая работу только над «урановой машиной» и забывая, что все их замыслы были направлены прямо на создание атомной бомбы. Они хотели уверить мир, что немецкие ученые никогда не согласились бы работать над такой отталкивающей и ужасной вещью, как атомная бомба!

Так в песне о германской науке появился новый лейтмотив: Германия работала над урановой проблемой только для мирных целей, а союзники — для целей разрушения. Поэтому для нас не было сюрпризом, по крайней мере для членов миссии Алсос, когда через два года после Хиросимы Гейзенберг сообщил репортеру «Ассошиэйтед Пресс» о германском урановом котле, который он построил, чтобы получать электрическую энергию для машин, а не бомбу.

Как мир теперь знает, в таком урановом котле производится взрывчатое вещество — плутоний.