На этот раз, отвернувшись, кот уже не оглядывался.
Я, вздрогнув, увидел, как туманный огонек над головой Силки начал расширяться, расти, становясь ярче. Потом он начал пульсировать в каком-то спокойном ритме. В этом мерцающем огне кот и Силки превратились в туманные фигуры — тени, падающие на костер.
Неожиданно эти тени начали исчезать, и вскоре и туманный огонек начал затухать. Постепенно он опустился на землю и несколько секунд тихо угасал во все сгущающейся темноте.
Силки и инопланетное существо исчезли без следа.
Сидящие вокруг стола в баре молчали. Наконец Горд бросил свое: «Угу!», а Джоунс в своей самоуверенной манере спросил:
— Вы ведь, конечно, разрешили проблему почтовой открытки?
Худощавый профессор кивнул.
— Мне так кажется. Упоминание на открытке о временной разнице и было той подсказкой. Открытка была отправлена
Мортон привстал из глубин своего кресла.
— А как насчет основной характерной черты людей, внешним проявлением которой является религиозность?
Незнакомец махнул рукой.
— Силки выставлял напоказ по сути не уродцев-мутантов, а самого себя. Религия — форма самодраматизации перед Богом. Любовь к самому себе, самолюбование — в некотором смысле это способ показать себя… и поэтому инопланетное существо и смогло долго находиться среди нас незамеченным.
Кэти откашлялась и заметила:
— А как ваши успехи на любовном фронте? Вы женились на Вирджинии? Ведь вы профессор биологии в университете штата, верно?
Незнакомец покачал головой.
— Был, — ответил он. — Мне следовало последовать совету кота. Но я решил рассказать о том, что случилось. Меня уволили через три месяца, и я не скажу вам, чем я сейчас занимаюсь. Весь мир должен узнать о слабости человеческой природы, которая делает нас такими уязвимыми. Вирджиния? Она вышла замуж за пилота одной крупной авиакомпании, то есть попалась на крючок его версии самодраматизации.
Он встал.
— Что ж, полагаю, мне пора. Я должен посетить этой ночью еще множество других баров.
Когда он ушел, Тед на несколько секунд перестал напускать на себя обычный глупый вид.
— Ну вот, — начал он, — у этого типа в самом деле поехала крыша. Только представьте: он собирается рассказывать эту историю сегодня ночью еще не менее пяти раз! Какая замечательная выдумка для того, кто хочет быть в центре внимания!
Мира захихикала, а Джоунс начал говорить с Гордом в своей привычной манере всезнайки. Горд повторял свои «Угу!» через каждые несколько секунд, словно он слушал Джоунса. Кэти положила голову на стол и пьяно захрапела. А Мортон еще глубже погружался в своем кресле.
Таймер
— Женитьба, — говорит Терри Мэйнард, когда он благодушно настроен, — дело святое. Уж я-то могу так утверждать! Я был женат дважды, один раз в 1905 году, а другой — в 1967. С таким багажом времени можно утверждать подобное.
После этих слов он ласково глядит на свою жену Джоан. Она закуривает сигарету и, откинувшись на спинку кресла, бормочет:
— Терри, никак не можешь угомониться. Опять принялся за свое?
Она отхлебывает из своего коктейля и, взглянув невинными голубыми глазами на гостей, продолжает:
— Терри собирается рассказать вам историю нашего романа. Если вы уже слышали ее раньше, сандвичи и остальная закуска ждут вас в столовой.
Двое мужчин и женщина встают и выходят из комнаты. Терри кричит им вслед:
— Люди смеялись над атомной бомбой — пока она не упала им на головы. И кто-нибудь однажды поймет, что это не просто сочиненная мною любовная история. Это реальный случай, который может произойти со всяким. Когда я представляю себе скрывающиеся здесь невероятные возможности, меня пронзает жуткая мысль, что взрыв атомной бомбы — тусклый огонек в бесконечной тьме по сравнению с ними.
Один из оставшихся мужчин изумленно произносит:
— Что-то ничего не могу понять. При чем тут атомная бомба — к вашей женитьбе в 1905 году, равно как и ко второй, если отбросить в сторону то раздражение, которое может испытывать ваша очаровательная жена от того, что не имеет возможности вонзить свои длинные ноготки в прелестную кожу своей предшественницы?
— Сэр, — говорит Терри, — вы говорите о моей первой жене… да почиет она в мире!
— Никогда, — объявляет Джоан Мэйнард. — Никогда я бы не снизошла до такого!
Впрочем, затем она, устроившись поудобнее, воркующим голосом произносит:
— Продолжай, Терри, дорогой.