Уже через неделю мы почувствовали, что хорошо знакомы с местностью вокруг Шахикота. У нас были надежные оценки времени/расстояния для всех дорог, и мы чувствовали себя уверенно, передвигаясь по ним, оставаясь небольшими, быстрыми и незаметными. Что касается местности, то, как и в Монтане, мы узнали, что можем преодолевать самую труднодоступную афганскую горную местность за один суточный переход. Как и в Монтане, мы нашли, что плотно утрамбованный снег, покрывавший горы, облегчал нам передвижение. Низкие температуры, гарантировавшие обморожение, делали маловероятным, что наши плохо оснащенные и плохо подготовленные противники смогут выйти в горы и столкнуться с нами. У нас была самая лучшая одежда, ботинки и снаряжение для холодной погоды, которое только могли произвести наука и деньги. Суровая погода и негостеприимные условия являлись для нас несомненными преимуществами. Но чем больше мы узнавали о необъятности долины Шахихот и окружающих ее гор, тем больше убеждались, что нам нужна еще одна группа.
Пока Джимми заправлял делами АФО в Баграме, моим напарником, пока я лазил по афганской границе и работал в окрестностях Гардеза, был худой, морщинистый снайпер из «морских котиков», соответственно прозванный Гомером. Это был крупный крепкий мужчина лет под сорок, с длинными волнистыми черными волосами и безумной торжествующей улыбкой. Я редко куда-нибудь выходил без него. Трудно описать, насколько ценен первоклассный помощник для руководителя в зоне боевых действий. Советы и рекомендации Гомера касались почти всего, что я делал. «Ты на правильном пути, ты куришь крэк, позволь мне и ребятам справиться с этим», (16) — в совокупности все эти мелочи позволили мне оставаться на крейсерской высоте, на которой я смог отфильтровать белый шум гордости, предубеждения и политики и отточить ключевые закономерности, необходимые для понимания того, что происходит вокруг нас.
Как-то поздно вечером, когда мы с Гомером проверяли наших афганских охранников, он сказал мне, что некоторые из его собратьев-разведчиков из «морских котиков» начинают нервничать, ожидая, когда в Баграме появятся оперативные данные.
— Они грызут удила, чтобы выбраться из своих казарм и отправиться на охоту, — взмолился Гомер.
На следующий день я связался с командиром подразделения морского спецназа в Баграме и попросил его прислать «столько разведчиков, сколько он сможет выделить». Через несколько часов ко мне прибыла группа из пяти человек. Позывной группы был «Мако-31», ее возглавлял долговязый добродушный «морской котик» по имени Майк, но почти все знали его просто как коротышку Гуди.
Обо всем, что наши группы обнаруживали в ходе разведки и из наших повседневных взаимодействий с людьми на границе, я сообщал в документе, который мы называли «донесением об обстановке командира АФО». [11] Это был наш способ делиться всем тем, что мы открывали каждый день, а также тем, как каждое наше новое открытие вписывалось в общую картину вражеской активности в Шахикоте и вокруг него. Тогда я не знал, что эти донесения были также первыми документами, которые генерал Томми Фрэнкс читал каждый день в своем штабе в Тампе. Он оказался большим сторонником наших предпринимательских усилий, постоянно читая подчиненным генералам лекции о том, что АФО является самой эффективной и действенной силой, которую он имеет в Афганистане. Хотя наше собственное командование не верило, что наши усилия приведут к чему-то, генерал Фрэнкс верил. Поэтому он приказал уничтожить врага, которого, как он теперь был уверен, АФО должно было обнаружить в течение нескольких дней, единственной общевойсковой части в стране, и она была более чем готова принять участие в охоте.
14 февраля генерал-майор Бастер Хагенбек и штаб его 10-й горно-пехотной дивизии приняли на себя планирование того, что вскоре получит название операция «Анаконда». Под командованием генерала Хагенбека находились три пехотных батальона Армии США, — два батальона 3-й бригады («Раккасанс») 101-й десантно-штурмовой дивизии и 1-й батальон 87-го полка (1-87) 10-й горно-пехотной дивизии.