Этот, казалось бы, обыденный кусочек информации изменил все наши представления об операциях в Афганистане, поскольку на тот момент он прямо противоречил общепринятому мнению, провозглашенному большинством западных правительств и бóльшей частью международных средств массовой информации. Почти все ассоциировали «Аль-Каиду» с Афганистаном, а затем — соединив точки и дорисовав картину — делали вывод, что все афганцы являются врагами.
Прозорливость пакистанского автора, находившегося на месте, сделала первую трещину в городской легенде о непроницаемости Афганистана. Мы поняли, что если бы нам удалось завоевать сердца и умы афганского народа, то мы могли бы успешно проводить операции внутри Афганистана. Через несколько месяцев эта информация станет незаменимым озарением для меня и моих людей, когда мы будем взаимодействовать с афганским населением в те критически важные первые недели после того, как талибы и «Аль-Каида» бежали в пограничные районы страны.
У нас было множество других вопросов, на которые нам нужно было найти ответы прежде, чем мы смогли бы придумать что-то существенное, что могло бы убедить наш вышестоящий штаб отказаться от концепции рейда против пустых целей. Где находятся лидеры «Аль-Каиды» и «Талибана»? Где боевики «Аль-Каиды» организовывают свою оборону? В каком состоянии были высохшие озера, на которые мы хотели приземлиться? Какие грузовики и внедорожники наиболее распространены в окрестностях Кандагара? Насколько проходимой была пустыня вокруг него? Насколько обширным было «огневое кольцо» (противовоздушная оборона) вокруг города? Что сделает местный пастух, если он столкнется с одной из наших групп за пределами Кандагара? У меня не было никаких сомнений в том, что мы нуждались в непосредственном участии афганцев, а чтобы понять противника, нам отчаянно требовался непосредственный контакт с кем-то, кто понимал «Аль-Каиду». У нас же не было ни того, ни другого. После окончания нашей встречи я понял, что если буду просто сидеть возле своей палатки в нашем штабном комплексе, то нужных нам знаний я не найду.
Поскольку мы были изолированы на необитаемом острове, с которого невозможно было уйти, коммуникационные технологии являлись единственным средством доступа к источникам знаний на земле. За несколько дней до этого был издан приказ, который ограничивал использование телефонов и интернета для установления контактов с кем-либо, кроме нашего собственного командования в Штатах. Целью этого ограничения было помешать кому-либо связаться с другом или любимым человеком и тем самым непреднамеренно выдать общественности информацию о своем местоположении или задаче. В контексте личных телефонных звонков и электронных писем этот приказ имел смысл, но я полагал, что первостепенное значение здесь имеет именно задача. Мне нужно было использовать спутниковый телефон и наше защищенное интернет-соединение, чтобы начать разрушать границы с другими правительственными учреждениями, подключаться к поисковым системам в интернете и устанавливать контакт с теми, кого я мог найти, и кто мог бы предоставить нам знания «людей на земле».
Возможно, вы слышали выражение: «В больших организациях легче просить прощения, чем разрешения». Несколько лет назад, рассказывая Колину Пауэллу о наших операциях в Колумбии, я сказал ему, что мы добились успеха, потому что были гибкими. Мы не просили никого одобрять наши замыслы, мы двигались первыми и выясняли все по ходу дела. Внимательно выслушав рассказ, он улыбнулся и ответил, что хорошие лидеры не ждут официального благословения, чтобы попробовать свои силы. Они руководствуются здравым смыслом, потому что понимают простой факт жизни в большинстве организаций: если вы просите разрешения у достаточного количества людей, вы неизбежно найдете кого-то, кто посчитает, что он должен ответить вам отказом.
Поэтому, пока офицеры штаба были одержимы подробностями погодных условий и тем, хватит ли у них топлива, чтобы долететь на вертолетах к пустым целям на территории Афганистана, я начал наводить мосты к другим правительственным учреждениям (Госдепартаменту, ФБР, ЦРУ) в Штатах. В течение нескольких месяцев, последовавших за 11 сентября, в нашем правительстве царил ощутимый дух «всевозможности». Для меня это был яркий пример того, как все это должно работать на постоянной основе. В течение этих недель и месяцев бюрократическая волокита, из-за которой правительству обычно недоставало гибкости, почти исчезла. Никто не отвечал вам, что они не могут помочь, пока вы не пройдете через «нужные каналы» или пока они не «проверят все со своим боссом». Никто не задумывался, что я из Пентагона, или ФБР, или Госдепартамента. Вместо этого мы все являлись частью единой организации — Соединенных Штатов Америки. Все, казалось, были готовы поделиться любой информацией и идеями, которыми они владели, для бóльшего блага миссии.