«Вот, например, женщина, которая пришла на первое свидание. Она знает достаточно хорошо намерение, которое мужчина, говорящий с ней, питает на ее счет. Она знает также, что ей рано или поздно нужно будет принять какое-то решение. Но она не хочет спешить с этим, она заинтересована только в почтительном и скромном отношении к ней партнера. Мужчина, говорящий с ней, кажется искренним и вежливым, как стол является круглым или квадратным, как стенные обои являются голубыми или серыми… Но именно это не является тем, что она хотела бы, она глубоко чувствительна к желанию, которое она вызывает, но обнаженное и грубое желание ее унижало и страшило бы. Вместе с тем она не находит никакого очарования в уважении, которое было бы лишь уважением. Чтобы удовлетворить ее, необходимо чувство, которое адресовалось бы полностью ее
…Но вот ее берут за руку. Это действие ее собеседника может изменить ситуацию, вызывая непосредственное решение: довериться этой руке значит согласиться на флирт, взять на себя определенные обязательства, отнять свою руку – значит прервать эту тревожную и неустойчивую гармонию, которая составляет обаяние свидания. Речь идет о том, чтобы как можно дальше оттянуть возможный момент решения. Известно, что тогда происходит: молодая женщина доверяет свою руку,
Мы скажем, что эта женщина пребывает в самообмане. Но она позволяет себе наслаждаться его желанием… Наконец, глубоко чувствуя присутствие своего собственного тела, может быть, даже до смущения, она реализует себя как не являющаяся своим телом, она созерцает его со своей высоты в качестве пассивного объекта, с которым могут происходить события, но который не может ни вызвать их, ни избежать, поскольку все возможности находятся вне его. Какое единство встречаем мы в этих различных аспектах самообмана? Им является определенный способ образовывать противоречивые понятия, то есть способ, который объединяет в них идею и отрицание этой идеи»[165]
.У Сартра точно описано, каким образом бытие определяет сознание, если это спонтанное, дикое, не отшлифованное логикой и вообще рефлексией бытие. Если среди предметов сознание властвует, поскольку предметность, вещественность есть просто иное имя схваченного, укрощенного, заключенного в клетки понятий, схем или плетеных корзин бытия, то здесь мышление вынуждено совершать головокружительные кульбиты – именно потому, что здесь оно не определяет бытие, а вынуждено считаться с его повадками, с его «нравом». Образование «противоречивых понятий» выдает присутствие немыслимого, что одновременно является и самым надежным индикатором наличия субъекта. Субъект не справляется с задачей приведения к умопостигаемости, с тем, чтобы сделать ситуацию подконтрольной и прозрачной, но зато испытываемое им бытие есть в полной мере бытие субъекта, бытие от первого лица, ибо никакой более низкий ранг присутствия не может вписаться в происходящее (так, женщине «не интересно»), и простое абстрактное уважение к ее
Вторжение иной и в то же время абсолютно человеческой (иной человеческой) реальности создает поле Daseinmassig, не слишком удачно названное Сартром ситуацией самообмана. Обманывается здесь само бытие, но при этом оно интенсифицируется, результатом чего может стать явление субъекта. Изнутри самого умопостигаемого, из континуума мысли субъект родиться не может, там недостаточно событийности, чтобы возникло поле Daseinmassig. Несмотря на название, оставляющее желать лучшего, анализ Сартра заслуживает самого пристального внимания: