Миссия пролетариата

Так, концентрические круги пиров задают границы братских и соседских общностей; от архаического порыва, озарения, первополагания не есть друг друга до вполне современного застолья, где можно друг друга подначивать, «покусывать», но не терзать и не обгладывать косточки, где блюдом является только отсутствующий третий, тот, кого нет среди присутствующих, только он и может оказаться среди «закусок», по его поводу можно языком молоть в промежутках между пережевыванием пищи. Отсутствующего не возбраняется «есть» – так устроен пир, и если когда-то, опять-таки во фрейдовском смысле первичной сцены, отсутствующий отсутствовал среди пирующих, поскольку был «пируемым», находящимся на вертеле или на блюде, то и сегодня отсутствующий, недопущенный на пир, мог бы обнаружить себя на вертеле злословия, им насыщались бы гости, откусывая по кусочку, прожевывая, передавая друг другу. Чем больше количество пиршественных площадок, на которых тебя терзают и перемывают косточки, тем ближе ты к богам; вот сегодня Путин предстает как главный пируемый России и едва ли не всего мира, его преломляют, как хлеб насущный, на пирах и брифингах, и всегда остается для следующей партии голодных….

Круги расходятся и в других направлениях, от уже упоминавшегося пира на весь мир до скромной попойки, предстающей все же как эксцесс, разрушающий будни. Среди вопросов ранга «быть или не быть» неизменно возникает и этот: быть или не быть приглашенным на трапезу? Согласиться или отказаться сесть с кем-нибудь за один общий стол?

«Он не из нашего круга» означает, что его не будет на нашем пиру, хотя незваный гость всегда может быть допущен на пир по факту, ибо специфическая дружелюбность и гостеприимность составляют ауру, это индуцированное магнитное поле самого пира, поскольку он уже идет. «Мир вошедшему», «преломи хлеб с нами» – и странник может попасть на пир, и случайный человек, раз уж он оказался в этом месте в это время, может войти. Открытость краев, негерметичность должны быть свойственны настоящему пиру, в этом, между прочим, и сказывается характер его экстраординарности. Но всеобщая практика состоит именно в том, что пируют свои. Собственно, «свои» – это и есть совместно пирующие, это те, у кого зарезервировано место за нашим пиршественным столом, хотя не всегда актуально они там присутствуют. Во время пира работают генераторы доброй воли к ближнему, отчасти эта воля и обналичивается пирами, так что случайное попадание породило пословицу «Во чужом пиру похмелье» – весьма глубокую и таинственную по своему содержанию. Словом, упорядочивание и одомашнивание пиршественной стихии находится в общем русле всех прочих диких феноменов, включая жертвоприношение, но если говорить о степени сохранности вещей силы, то, пожалуй, пирушки сохранили ее более всех прочих архетипов архаики, и в этом смысле погружение в безоглядный пир оказывается наиболее репрезентативным визитом в архаику, других таких широких коридоров не осталось.

Тем более любопытны свершившиеся преобразования, которые как раз и можно назвать вторичными настройками. Возникновение вторичных структур, новообразований pecking order, нас не очень интересует, хотя все равно можно зафиксировать отставание от общего вектора бюрократизации и регламентации, повышенное содержание стихийных элементов: молнии спонтанного братания и по сей день сшивают социум воедино, даже через дежурное застолье и случайную попойку.