Миссия пролетариата

Диагноз Хайдеггера – развеществление вещей, поставленный в историческом измерении Dasein, не вызывает сомнений. Истина вещи, когда вещество состоит вместе с формой, сменяется симулякром, когда прежняя форма, принявшая вид своеобразного вещественного штрих-кода, просто наносится на нарезанную кубиками (или квадратиками) объектную группировку. И если восходящий поток овеществления движется от простой предметности противостоящего к многообразию внутреннего содержания творений, так что их считывание во многом совпадает с процессом очеловечивания, то обратный процесс, собственно, и являющийся магистральной линией забвения бытия, ведет к утере, к сглаживанию самого характера предметности, так что субъект, Dasein, не попадает в объятия формирующего его встречного сущего, на выпрямленном и ускоренном экзистенциальном конвейере он производится теперь как свой собственный симулякр. В этом пункте Dasein-аналитика и материалистическая диалектика, несмотря на различие тематизаций, сущностно совпадают. Но оптика материалистического понимания истории позволяет визуализировать важнейшие моменты перехода, не замечаемые Хайдеггером.

Опустошающий смысл буржуазности, безудержного потреблятства, которое, подобно ночи, накрыло белый свет, был вполне ясен Хайдеггеру. Но выносимая за скобки мифология, грехопадение, забвение бытия погрузили в итоге мыслителя в метафизическое ворчание, притупляющее чуткость к поступи истории. Дело в том, что полюс мастера, вершина, с которой произошло падение, действительно гарантирует некий минимум человеческого, однако минимум, сообразованный с условиями остывающей Вселенной и адаптированный к ним, в нем нет негативности, того самого беспокойства духа, которое радикализирует сущее до уровня Dasein и рождает пролетариат. Первые пролетарии – всего лишь недоучки в цеху мастеров и подмастерьев, они суть локальные черные дыры в структуре устойчивой социальности, их вертикальная интеграция с профессией идет неспешным путем генезиса, столь же неспешным как изготовление самой чаши или, скажем, корабля. Не все заготовки станут чашами, не все разнорабочие мастерами, но по мере того как чаша редуцируется до уровня «кружки» и далее «тары», точно так же редуцируются и социальные структуры с Мастером во главе.

Элементы локальных черных дыр теряют вертикальный вектор устремленности и устремляются по горизонтали навстречу друг другу, из многих черных «дырочек» формируется глобальная черная дыра, прежний устойчивый социум взрывается, и в этом взрыве рождается пролетариат. Вещество пролетариата изначально «ионизировано», то есть брошено в обездоленность, поэтому пролетариату нет места в сумме статичных мест, подобно Dasein, пролетариат всегда заброшен и отброшен. В отличие от труда Мастера его труд действительно лишен гарантированной осмысленности и приговор «не пришей кобыле хвост» появляется у нового класса сразу же, намного раньше, чем в борьбе был обретен другой достойный девиз «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Но согласно принципам диалектики, как впрочем и Dasein-аналитики, именно лишенность и вечная неприкаянность создают уникальное преимущество этой удивительной формации бытия, преимущество, которое сам же Хайдеггер и называет «наисобственнейшей можественностью»[83], а Маркс – возможностью и готовностью приобрести весь мир.

Соскальзывание, а затем и падение с вершины Мастера – это, безусловно, отчуждение, но это и бегство от предзаданности обкатанного экзистенциального проекта, который М. К. Петров называет «профессионально-именным кодированием»[84]. Нарастание отчуждения в связи с обессмысливанием труда, опустошение самого бытия, позволяет идентифицировать причину такого положения – капитал.