Моду на так называемые тройственные союзы (menage a trois) занесла к нам французская писательница Жорж Санд. Она сама по себе – еще один апостол нигилизма: курила сигары, носила брюки, выступала за эмансипацию женщин и «свободную любовь». Свои страстные романы – а ее любовниками были Шопен и Мюссе – она описывала в своих чувственных книгах, которые становились и у нас очень популярны.
Своего мужа она бросила с двумя детьми, но не забывала снабжать их деньгами. «Самым великим мужчиной» назвал ее Флобер.
Первыми из россиян, кто с подачи француженки разрешил себе этот блуд, была так называемая «богема»: писатели, художники и, понятное дело, революционеры.
Что этот разврат делал с душой и психикой живущих в нем, видно по писателю Некрасову, который сожительствовал с супругами Панаевыми[87]
. Панаев числится соиздателем некрасовского «Современника», а на деле довольствовался там отделом мод. Десятилетняя связь стала сплошным страданием и мазохизмом. Хронически больной (в результате своей беспорядочной жизни) Некрасов был подвержен длительным приступам меланхолии и депрессии. После разрыва с Панаевой Некрасов жил с любовницами, которых содержал, пока незадолго до смерти не женился на простой девушке из народа.Нравственная «плесень» коснулась и самого помазанника. Император долго жил практически на две семьи! Это одна из трагических и болезненных в своих последствиях любовных историй века, расколовшая дом Романовых и сердце самого царя.
В юную выпускницу Смольного Катеньку Долгорукую он влюбился, как мальчишка, просто заметив ее однажды, прогуливаясь в Летнем саду Петербурга. Она происходила из древнейшего княжеского рода Долгоруких (Долгоруковых), ее далеким предком был Юрий Долгорукий – основатель Москвы.
Тайные свидания на Елагинском, Крестовском или Каменном островах, частые приезды царя в Смольный, потом первая близость и страстные долгие ночные встречи в павильоне «Бабигон» в Царском Селе, клятвы царя о том, что он при первой же возможности женится на Кате. Его мучительный разрыв между запретной любовью и собственной женой – императрицей Марией Александровной, которая родила ему восьмерых детей и в очень раннем возрасте заболела: в суровом климате Петербурга у нее развилась астма и участились острые сердечные приступы, а потому после родов в 1860 году врачи рекомендовали Марии Александровне воздержаться от дальнейшего деторождения. Все это расшатывало внутренний мир царя. Добавлялась и необходимость конспирации, которая, впрочем, становилась все менее возможной.
Они стали встречаться в Зимнем дворце[88]
, император даже взял Катю на Всемирную выставку в Париж и в немецкий Эмс, когда в 1870 году поехал туда вместе с императрицей Марией Александровной на лечение[89]. Трудно представить, насколько тяжело было Марии Александровне видеть фаворитку супруга на больших и малых выходах, в паломнических поездках, на торжественных приемах и придворных балах.Этого же императору очень долго не могли простить и его законные дети. Наследник, будущий царь Александр III, не принимал Долгорукую, демонстративно не общался с ней. После смерти Марии Александровны, не выждав положенный год траура, царь обвенчался с Долгорукой, и та, уже как светлейшая княгиня Юрьевская, официально и свободно поселилась в Зимнем, где сделала себе шикарные покои, и в крымском Ливадийском имении Романовых, спокойно распоряжаясь в комнатах, где раньше жила императрица. Великий князь Александр Александрович счел это поведение оскорблением памяти своей матери.
С незаживающей открытой раной, прошедшей по его семье, Александр II и скончался, искупив, возможно, свой грех мученической смертью. Екатерина Михайловна Долгорукова после похорон мужа эмигрировала из страны – она переживет императора на сорок один год, застанет русскую катастрофу и умрет в 1922 году в Ницце.
В чьих руках было сердце запутавшегося и плененного собственной страстью царя-«освободителя»? Может ли зависеть от нравственной организации царя судьба всего народа и страны? Может, но за праведность народа Господь покроет нечестие властителя. В нашем же случае царь был, похоже, лишь продолжением и отражением нравственного расслабления и охлаждения подлинной веры в обществе.
А за ними – и этот закон мы уже прекрасно знаем – грядут вразумляющие потрясения для страны. Уже сейчас, несмотря на всю внешнюю крепость и славу России в XIX веке, в воздухе стоит предчувствие катастрофы.
Пророки революции