Миссис Больфем

Рош вздохнул. Она лишена воображения. Но, как ее защитник, он напомнил себе, что должен быть благодарен за этот недостаток. Он не хотел сцен ни в зале суда, ни здесь в решающие часы. Но ему бы хотелось немного больше женской пытливости, обращения к его верховному могуществу. Даже когда он боготворил ее издали, она никогда не волновала его с такой силой, как в день своего ареста, когда упала головой на стол и отдалась отчаянью с полнотой, о которой мог мечтать самый требовательный мужчина. С тех пор этот случай уже давно принял очертания мечты. Если в ней еще оставался трепет, она скрывала его от Роша.

– Скажите мне, – спросил он почти задумчиво, не бывает ли вам безумно страшно здесь? Вы так долго остаетесь одна. Это было бы испытанием для нервов даже сильного мужчины.

– У женщин в наши дни, право, более крепкие нервы. Мы ведем более полную и разнообразную жизнь, чем наши предшественницы. Это вы, мужчины, работаете с таким ужасным напряжением, что надо удивляться, что вы вообще еще в состоянии сдержать свои нервы. Признаюсь, что сначала у меня были приступы страха. Все было так странно и необычно. Но я победила его. Можно привыкнуть к чему угодно, мне кажется, у меня сильная воля, и я заставляю себя думать только о чем-нибудь другом. Эта война для меня – дар божий. Вы обратили внимание на мои новые карты? Я прочитала около двадцати книг о войне, не считая передовых статей, и они возбудили во мне отвращение к легкому чтению и действительно развили мой… мой – интеллект. Это кажется таким громким словом. И еще я много вязала – дюжинами – вещи для детей и солдат и чувствую, в первый раз в моей жизни, что как будто кому-то нужна.

Она робко взглянула на него, в то время, как он смотрел сквозь решетку одного из окон. Она стыдилась своей несдержанности перед ним в день ареста, но сознавала в себе желание придать теплоту холодным звукам голоса, заставить его вибрировать в подходящий момент, однако, как только она пыталась открыть ему что-нибудь из своего нового «я», хотя бы только во взгляде, самоуважение побеждало, и, почти в ужасе, она опускала глаза.

Она спрашивала себя, неужели любовь сокрушила те ледяные утесы, которые, казалось, окружили ее, вновь родившуюся, душу? Или, может быть возраст, подозрительность, самодовольство восстали против вторжения этой робкой незнакомки? Им очень хорошо жилось и без нее, им не хотелось возможных осложнений. Со всей своей спокойной силой они отталкивали пришельца. Эти элементы надо изгнать раньше, чем делать широкие опыты, включая сюда и любовь. Новая сила должна появиться мгновенно, как цветок из волшебной почвы Индии. Но это невозможно, пока условности захватили ее в свою крепость. Их высшим достижением была «миссис Больфем из Эльсинора», и ни на минуту они не допустят, чтобы это было забыто.

Кроме того, действительно, она победила свои первоначальные опасения и приветствовала процесс, как первый шаг к освобождению. Ее, поражающая всех, уравновешенность была результатом жизни, в которой все было сосредоточено на ней самой, и сильной воли, направленной в узкое русло. Более чем когда-либо, она склонялась, в предстоящие дни процесса, присвоить себе холодно – обособленный вид женщины, известной истории своей несчастной судьбой. Тайные полеты ввысь, сами по себе, могли восстановить ее спокойствие, так как теперь она чувствовала большую примиренность, чем когда жила с жалким созданием, которое презирала, и когда не мечтала о более широких горизонтах, чем полный успех в Эльсиноре. Но еще в первый раз ей хотелось быть моложе или испытать эти порывы гораздо раньше и бесхитростно открыться этому молодому, интересному человеку, который был так влюблен в нее.

Вдруг ей захотелось узнать, все так же ли он влюблен, как в то время, когда они говорили только о себе. Она, не отвечая ему взаимностью, была довольна, что он ее защитник, что вся тонкость его таланта будет направлена на борьбу с препятствиями к ее свободе. И она была бы глубоко встревожена, если бы он нарушил договор, заключенный в день ее ареста, и возобновил проявления своего поклонения. Но знаменательные совпадения, упущения… Она резко повернула голову и смотрела на него. Он все еще сердито глядел сквозь решетку.

Если она была слишком застенчива, чтобы открыть все лучшее, что было в ней, ей показалось сравнительно более легким применить женское искусство: поймать на удочку – хотя бы заброшенную несколько неискусной рукой.

Она тихо спросила:

– Вы не думаете, что я была благоразумна, сказав им, что хочу уехать путешествовать, как только буду оправдана. Конечно, это будет тактичнее, чем поселиться здесь, в том доме.

– Вы это, действительно, думали? Такое намерение произведет хорошее впечатление на читателей, наверное.

– Да, понятно, я думала это. Я не способна говорить вещи только ради эффекта.

– Куда вы поедете? Европа едва ли доступна теперь.

– О, не вся. Остается всё-таки Италия. И в центре Англии нечего бояться воздушных атак цеппелинов. Есть еще Испания.