Миссис Больфем

– У меня есть основания, – сказал он в заключение, – думать, что у Коммека и двух-трех других есть свои подозрения и не может быть вопроса о том, что, если суд вынесет обвинительный приговор в любой степени – а они упорные люди – то Рош будет арестован немедленно. Эти преданные ее друзья собрали достаточно доказательств для начала. Может быть, он и ездил в Бруклин в тот вечер, но его видели выходящим из поезда в Эльсиноре за четверть часа до выстрела. Они потихоньку прекрасно выследили его. Но если она будет оправдана, они его не тронут. Не хотят больше скандалов и всё-таки любят его. Впрочем, у меня предчувствие, что ее не оправдают, и тогда, виновен он или нет, ему нет спасения. Ради самого неба, хлопочите.

Но Алиса возразила:

– Я умоляла свою тетку, но она не разрешает беспокоить доктора Анну. Говорит, что единственный шанс спасти ее жизнь – это душевное спокойствие и что потрясение, когда она узнает, что Энид Больфем в тюрьме по обвинению в убийстве – погубит ее, не говоря уже о том, что ее свидетельство обеспечивает электрический стул для миссис Больфем. Я сделала, что могла, но, по-видимому, это безнадежно.

Этот разговор происходил в четверг. Сегодня был вторник. Все в госпитале были очень скрытны, но у него были основания предполагать, что положение доктора Стейер ухудшилось. Могла ли Алиса Кромлей быть там, и неужели эта кривляка, Сара Остин, с ней? Как раз в духе женщин: отвернуться от хорошего товарища, вроде него, и способствовать торжеству себе подобной, которая бросит эту игру в ту самую минуту, когда любой парень, достаточно богатый, предложит жениться на ней. Он скрипнул зубами.

Бродрик стоял недалеко от двери в зал суда и смотрел на часы, показывавшие без четверти час. Неожиданно он услышал свое имя, произнесенное внизу. Он вздрогнул и перегнулся через перила. Пристав устало поднимался по лестнице, когда его взгляд упал на блестящего репортера.

– Брабантский госпиталь вызывает вас к телефону, – сказал он с величайшим равнодушием.

Бродрик ринулся вниз по винтовой лестнице к телефонной будке. Ему казалось, что даже его уши вибрировали, когда он слушал слабый, взволнованный голос Алисы Кромлей. – «Выезжайте скорее и привезите стенографа», говорил голос, – «и, может быть, вы попросите мистера Роша приехать также. Только скажите шерифу, чтобы подождал немного, если присяжные захотят объявить свой вердикт до вашего возвращения. Скорее, Джим, скорее».

37

Было два часа и десять минут. Одиннадцать из оставшихся зрителей, одна из которых была дама в вечернем туалете, крепко спали. Шериф ходил взад и вперед, сложив руки за спиной, его взволнованный взор перебегал с часов на дверь, ведшую в комнату присяжных. Случайно он поскользнулся на одной из скорлупок и отшвырнул ее в сторону. Репортеры дремали за своими столами или задумчиво глядели вдаль. Один грыз свой карандаш, другой рвал на части кусочки бумаги и старательно складывал из них подобие детского домика из кубиков. На улице была мертвая тишина. Снег тихо падал. Было еще рано для крика петухов. Изредка кто-нибудь всхрапывал.

Шериф ходил бесшумно.

Вдруг репортеры, все до одного, выпрямились, как бы ощущая запах крови. Слух обострился, а высоко дисциплинированные умственные способности вибрировали, подобно туману, гонимому ветром. Вдоль дороги мчался автомобиль, его гудок выкрикивал ряд коротких повелительных нот. Перед зданием суда машину вдруг остановили, почти одновременно Уэгстаф, который бродил снаружи, бросился вверх по лестнице в зал суда.

– Мальчики, в воздухе что-то носится, – закричал он, приглаживая волосы и быстро направляясь к своему стулу. – Рош, Бродрик, еще трое мужчин, Capa Остин и Алиса Кромлей приехали в автомобиле. Они все направились прямо к судье. Случилось что-то крупное. Верно, как смерть.

Шериф быстро вышел из зала.

Молодые люди придвинули стулья, аккуратно приготовили бумагу и очинили карандаши. Друзья миссис Больфем прошли вперед, к двери за ложей присяжных, ведшей в тоннель. Даже сонные зрители нервно выпрямились. Прошло десять минут. Тогда шериф, с лицом значительным и отупевшим, суетливо вбежал, пробежал через зал в комнату присяжных, открыл дверь и вызвал их. Они вышли молчаливо, с заметными следами дезабилье разных степеней. Шериф пошел через тоннель за миссис Больфем.

Судья, без своего одеяния и с растрепанными волосами уже занял свое место, когда появилась подсудимая. Она вошла поспешно. Ее «великое» спокойствие было нарушено, лицо было серого цвета.

Рош, вошедший вслед за судьей, встретил ее и прошептал:

– Вы свободны, но вам нужно все ваше самообладание. Не дайте им случая написать статью, что вы не выдержали в последнюю минуту.

Миссис Баттль, миссис Гифнинг и миссис Коммек, которые были взволнованы гораздо больше нее и ближе к сердцу приняли его слова, поправили свои прически и помахали руками своим мужьям, вызванным из бара добтонской гостиницы, чтобы держаться всем вместе. Каков бы ни был исход, они чувствовали потребность в мужской поддержке, хотя и хмурились при виде слишком наглядного проявления мужских наклонностей.