Миссис Ингланд

Мой дед, – продолжала миссис Ингланд, – начал работать отрывщиком в семь лет, на фабрике в Брэдфорде. Когда моему отцу и его братьям исполнилось столько же, дед заставил их работать отрывщиками в течение двух недель. Это стало для них своего рода обрядом посвящения. На самом деле он хотел, чтобы сыновья научились различать брак. Обрывы нитей, изъяны. И могли, не задумываясь, быстро все исправить. Работа отрывщика – одна из самых низко оплачиваемых на фабрике, но в каком-то смысле – самая важная. От нее зависит весь производственный процесс.

Миссис Ингланд замолчала. Не понимая, какой смысл она вкладывала в свой рассказ, какую мысль хотела донести, я не находила подходящей реплики или вопроса. В голову ничего стоящего так и не пришло, и момент был упущен.

Вслед за мной папа скинул Элси. Мы обе со свистом пролетели две с половиной сотни футов[61] вниз и врезались в темную воду.

Той сентябрьской ночью произошли два чудесных события. Во-первых, мы обе остались живы. А во-вторых, мы рухнули в воду на волосок от шлюпа «Мазепа», который шел вверх по течению. Из-за сильного дождя видимость была плохая, но матросы расслышали первый всплеск и последовавший за ним вопль, который они приняли за крик чайки. А потом раздался второй всплеск. Нас с сестрой вытащили из воды – сначала Элси, трехлетнюю кроху, размером с большую куклу; она задыхалась, плакала и судорожно цеплялась за своих спасителей. Затем выудили меня, думая, что я погибла.

Команда «Мазепы» знала о несчастных, которые, словно камни, летели с огромного сияющего огнями моста в реку. Матросы не раз видели, как отскребают от грязных берегов изувеченные останки, вынесенные ветром из воды. Но дети? Такое случилось впервые. Нас с сестрой тут же доставили к прибрежной гостинице и разбудили хозяина. Элси срочно повезли к хирургу, а двое матросов упрямо пытались вернуть меня к жизни: делали дыхание изо рта в рот, откачивали из моих легких черную, как деготь, воду. Наконец, к их изумлению, в моей груди раздался звук, будто вынули пробку, и из легких хлынула вода. Я была мертва, а теперь ожила.

– Где Элси? – спросила я, лежа на тропинке, облепленная мокрой одеждой.

Конечно же, я не помнила, как меня спасали. Как и все остальные, я прочла об этом в газетах. К статье прилагалась фотография, на которой мы с Элси стояли рядом со своим спасителем, лоцманом «Мазепы» – добродушным стариком с седой бородой и маленькими темными глазами. Он привязался к Элси и несколько раз навещал нас в больнице, одаривая шоколадом и орехами. Когда нам настала пора уезжать домой, моряк очень не хотел расставаться с Элси. Он прощался с нами со слезами на глазах.

Для снимка на меня надели бежевое пальто с меховой оторочкой, которое принадлежало фотостудии, и огромную шляпу. Потом нас с полицейскими и лоцманом сфотографировали для почтовой открытки. Меня и сестру нарядили в одинаковые черные платья с белыми воротничками. Элси сунули в руки куклу и усадили моряку на колени. Самостоятельно стоять малышка не могла: падение искалечило позвоночник, и ей пришлось заново учиться ходить. Полученные увечья обрекли бедняжку на долгие годы страданий.

Я осталась цела, однако чувство вины мучило сильнее любой известной мне боли. И хоть врачи пророчили мне скорое возвращение к обычной жизни, я знала, что никогда не сумею оправиться полностью.

– Няня Мэй? – Возле моей подушки возникло личико Милли.

Комната была натоплена, в камине весело потрескивали поленья, яркий свет ламп разгонял тени. По вечерам детская выглядела особенно уютно – как на картинке или во сне.

Миссис Ингланд, сидя с Чарли на полу перед каминной решеткой, играла с деревянными лошадками. Рядом на подносе стояла пустая чайная посуда.

– Ш-ш-ш, Милли, – тихо проговорила хозяйка. – Я просила тебя не будить няню Мэй!

– Но она пропустила чай! – возмутилась Милли.

– Все в порядке, мисс, я уже не сплю. – Я села в кровати. – Мэм, я позабочусь о детях.

– И не думайте! Когда последний раз кто-нибудь заботился о вас?

Я прислонилась к изголовью.

– Вы навестили мастера Саула? – поинтересовалась я у Милли.

– Да. И кое-что тебе припасла. – Она протянула мне булочку с изюмом.

– Очень мило, спасибо! Как у него дела?

Милли пожала плечами, и я взглянула на ее мать.

– Полагаю, у него все хорошо, – ответила миссис Ингланд.

Раз дети вернулись, значит, их отец тоже был дома. Чувствуя, как желудок сжимается в тугой узел, я смотрела на миссис Ингланд и Чарли, игравших на ковре с лошадками. Он знает, кто я.

Я вспомнила свою первую ночь в Хардкасл-хаусе, когда мистер Ингланд лично забрал меня со станции. Неужели он знал с самого начала? Мой мозг лихорадочно работал, словно ткацкий станок. Как странно, что миссис Ингланд меня не ждала. Она постоянно путала время, почти ничего не ела, забывала выключить газ. Презирала своих родителей, а на ночь ее, как малое дитя, запирали в спальне. Мистер Ингланд поблагодарил меня за доброе отношение к его супруге… Медленно на меня снизошло озарение: все это время я была соучастницей!