Миссис Марч

К приему гостей все было готово, и в дверь постучались Лайза и Фред. Стол был накрыт со вкусом и претенциозностью, чтобы произвести впечатление. Пусть это и семейный ужин, но миссис Марч не могла допустить, чтобы ее сестра вернулась в гостиницу и заявила мужу, что они накрывают на стол лучше. Еду заказали в «Тарттс» за три недели, Марта приготовила десерты и выставила их на столе в кухне – макаронс разных цветов выстроились, словно дебютантки на балу, ожидающие своего выхода в платьях, украшенных шелковыми лентами.

Атмосфера в квартире была радостной, даже излишне: они идеально нарядили елку, из стереосистемы несся воркующий голос Бинга Кросби, распевавшего гавайскую рождественскую песню [32], миссис Марч искусно расставила поздравительные открытки на каминной полке. И в этот день она переставила в первый ряд дешевую безвкусную открытку от сестры с изображением снеговика с блестками.

Миссис Марч чуть задержалась перед тем, как открыть входную дверь, чтобы гости не подумали, будто она стояла в прихожей в ожидании их прибытия. Она вспотела в предвкушении – только не знала в предвкушении чего, но в любом случае она беспокоилась.

Она тепло поприветствовала прибывшую пару и пригласила их зайти, потом порадовалась при виде бедер Лайзы, обтянутых жуткого вида шерстяной юбкой, – они стали шире. Любое ухудшение внешнего вида сестры, намек на ухудшение физического состояния, пусть и самый слабый, всегда приносил ей радость. Их мать всегда их сравнивала, с раннего детства, и всегда находила, что миссис Марч проигрывала сестре. «Почему ты не можешь вести себя нормально? Посмотри на Лайзу, ее бабушка тоже умерла», – шипела мать на рыдающую на похоронах их бабушки миссис Марч.

Лайза на самом деле всегда казалась невозмутимой – будто ее стерилизовали и покрыли оболочкой. Она будто ничего не испытывала, не пропускала сквозь себя, только смотрела на все происходящее с некоторого расстояния, дистанцируясь от всего.

Их мать, миссис Кирби, похоже, возмущалась миссис Марч с самого ее рождения – свидетельством этому могло служить то, что миссис Кирби назвала ее в честь своей матери, которую терпеть не могла. Ее презрение и пренебрежительное отношение подтвердились однажды вечером, когда миссис Кирби, напившись шерри, сообщила, что миссис Марч получилась случайно и она думала об аборте.

Миссис Марч радовалась, что Джонатан – единственный ребенок, у него нет братьев и сестер, с которыми его можно было бы сравнивать, а у ее матери нет других внуков и внучек. Ее сестра решила не заводить детей и часто говорила о том, как она счастлива, что свободно может путешествовать по миру, да и, кроме того, она была сильно занята их матерью. Но миссис Марч подозревала, что истинная причина заключается в другом: ее сестра всегда была слишком худой, и поэтому у нее не получалось зачать ребенка. Она сомневалась, что у Лайзы вообще продолжались месячные после того, как она сильно похудела в колледже, а теперь она стала слишком стара для беременности.

Миссис Марч изначально рассматривала рождение ею Джонатана как победу над сестрой – по крайней мере, мать будет ей гордиться, раз она сделала что-то, что не смогла Лайза. Миссис Кирби часто повторяла, что наличие семьи и детей – это величайшее достижение в жизни женщины. Однако к тому времени, как миссис Марч родила Джонатана, ее отец умер, мать осталась одна, стала вести тихую жизнь и вскоре после появления ребенка начала демонстрировать признаки деменции. «Какая у нас Лайза красавица», – сказала миссис Кирби, когда в первый раз взяла Джонатана на руки.

– На улице так холодно, – объявила Лайза с покрасневшим носом. – Но ведь это время года такое прекрасное, правда?

Муж Лайзы Фред вразвалку подошел к миссис Марч с пустой улыбкой на губах. Несносный, напыщенный, толстый Фред. Миссис Марч он не понравился с первой встречи. Он очень старался, чтобы она чувствовала себя некомфортно на светских мероприятиях. Он относился к тем людям, которые могут самоуверенно заявить, что хозяйский антикварный чайный столик из кедра уже вышел из моды – «Восемнадцатый век сейчас не в цене. Сколько вы за него заплатили?»

Фред успел посмотреть мир. Он вытачивал мантры на камнях мани [33] вместе с буддийскими монахами в одном тибетском монастыре, плавал вместе с акулами на Бали («Не так и страшно»), и, конечно, он, к сожалению, сам делал фуа-гра во время посещения одной из французских ферм. Миссис Марч оставалась в рамках определенных для себя границ – США и Европа, и считала его истории устрашающими и скучными. Хотя ни одно из этих смиряющих и просветляющих приключений, похоже, никоим образом не способствовало смирению и просветлению Фреда.

Он хлопнул Джорджа по спине, чмокнул миссис Марч в щеку, смочив ее своей собственной потной обвисшей щекой. Она постоянно ощущала эту влагу на лице, рука зудела от желания вытереть ее на протяжении всего вечера.