Миссис По

– Мы с ним просто два поэта, которые уважают труды друг друга.

– Называйте ваши отношения как вам заблагорассудится, – сказала она. – Он согласился дать вам подробное интервью.

– Согласился?

– В таком случае вы возьметесь за работу?

– Я не знаю. Я удивлена тем, что он этого хочет.

Мисс Фуллер выудила из сумочки чек.

– Кажется, это та самая сумма, которую мы с вами оговаривали. Возьмите. Это самые легкие деньги из всех, что вы когда-либо зарабатывали. – Она вложила мне в руку чек на десять долларов. – По будет ждать вас в «Астор-хауз» завтра в два часа.

Я хмуро смотрела на чек.

– Отчего у вас такое угрюмое лицо? Известность, которую вы получите после написания статьи, пойдет вам на пользу. Вы ведь хотите стать известной благодаря своей работе. Не так ли?

Я никогда не говорила ничего подобного. Неужели мое честолюбие так очевидно?

– Ну, до встречи, подружка, и удачи. – Она повернулась, чтобы уйти, громыхнув ракушками на покрывале, потом остановилась. – Да, и, если вы захотите написать еще статьи для «Трибьюн», я изыщу способ оплатить все гадости, которые вы сможете о нем узнать. В нем есть какая-то упоительная неправильность, но я не могу понять, в чем именно она заключается. Надеюсь, вам это удастся.

* * *

Вот так я и оказалась в «Астор-хауз». Я примостилась на краешке обитого красным атласом дивана, наблюдая, как прохаживаются мимо меня влиятельные молодые повелители торговли и избалованные бездельники, сынки богатеньких семей. Различить их между собой было очень легко, даже если не принимать во внимание трости с рукоятками из слоновой кости, монокли и золотые цепочки, бывшие в большом фаворе у сынков. Достаточно было просто посмотреть на обувь.

Лишенные излишеств, начищенные до зеркального блеска сапоги красовались на ногах расхаживающих по комнате королей коммерции. Те же, кто унаследовал свое богатство, предпочитали гетры и мягкие лайковые туфли, словно их ноги в жизни не ступали ни на что более грубое, чем турецкий ковер. Я подозревала, что так оно на самом деле и есть.

Я проводила свое обувное исследование, когда по толпе пронесся шепоток. Я подняла взгляд и увидела Джона Джейкоба Астора, создателя этого храма денег, которого, словно короля, несли через холл в роскошном сидячем паланкине. Хотя день выдался не холодный, старик был закутан в меха трех сортов, а именно в лисьи, норковые и рысьи. Из этой пушистой кучи торчало только его злое морщинистое лицо. Он был будто коммерсант, который выглядывает из груды товаров, сделавших его богатым.

– Думаю, медведи и бобры отомщены.

Я обернулась. Мистер По стоял позади дивана со шляпой в руках. Этот человек передвигается бесшумно, как волк.

Я поднялась. От того, что я вижу его, я чувствовала себя куда более счастливой, чем это позволительно.

– Я как раз думала о чем-то подобном.

Он улыбнулся.

Румянец на его щеках, ставший более ярким после прогулки на влажном ветру, оттенял мягкий серый цвет его глаз. Я подумала, какие они красивые в обрамлении темных ресниц, какие умные и пытливые, а потом вдруг спохватилась, что он, возможно, способен воспринимать мои мысли.

Я полезла в ридикюль за письменными принадлежностями, а он обошел диван.

– Спасибо, что согласились на интервью, – сказала я, не глядя на него. – Мисс Фуллер очень заинтересована в том, чтоб я написала о вас статью. – Я выудила карандаш и стопку бумаги и, наконец, подняла на него взгляд. – Хочу, чтоб вы знали, что я возражала. Мне не хотелось совать нос в ваши дела.

– Спасибо вам за это, – сказал мистер По. – А еще я должен поблагодарить вас за то, что вы все-таки решили в этом поучаствовать. Вы делаете мне одолжение, согласившись написать обо мне. Но вы не будете возражать, если мы отсюда уйдем? Сегодня хороший день, а я слишком много часов провел в своем кабинете.

– Я тоже предпочитаю выйти на воздух.

– Конечно, предпочитаете. Мы с вами одинаково мыслим.

Выйдя из отеля, мы остановились на тротуаре. Мимо нас вдоль по Бродвею громыхали кареты и повозки.

– Куда пойдем? – спросил он.

В этот миг два дюжих детины снесли мистера Астора вниз по ступеням отеля. Он моргал над ворохом шкур, будто не привыкшее к дневному свету существо. Когда его пересаживали в золоченую карету, движение в обоих направлениях остановилось.

– Пойдемте в парк, – сказала я. – Пока медведи и бобры не бросились в атаку.

Смеясь, мы перешли Бродвей, воспользовавшись тем, что весь транспорт стоял, ожидая отъезда мистера Астора, и в конце концов оказались перед Американским музеем Барнума на углу Энн-стрит, напротив Сити-холл-парка.[43] На защищенном навесом балконе музея духовой оркестр омерзительно играл веселый марш. Я зажала уши руками, и шаль соскользнула у меня с плеч.

Мистер По вернул ее на место.

– Говорят, Барнум, чтобы заманивать публику, нанимает самый плохой оркестр, который сумеет найти.

Мои плечи задрожали, когда он их коснулся.

– Вижу, ему это удалось.

Наши глаза встретились. Я постаралась, чтоб он не заметил восторга на моем лице, и увидела, что он тоже борется с этим чувством.