Миссис По

Человек, одетый в броский клетчатый костюм и зажатый, как сэндвич, между двумя рекламными плакатами музея Барнума, подошел поближе и помахал перед нами иллюстрированным путеводителем.

– Мистер и миссис, не желаете ли видеть новейшие аттракционы?

Я открыла было рот, чтобы сказать, что мы не муж и жена, но поняла, что не имею ни малейшего желания этого делать.

Мистер По скрыл улыбку:

– Ну как, миссис, желаете?

Человек-сэндвич, благодаря своим красным губам и узкому лицу похожий на рыбу в цилиндре, ткнул в мою сторону путеводителем.

– Как насчет этого, миссис?

Я кивнула мистеру По:

– Что ж, мистер, если вас это привлекает, пожалуй, привлекает и меня.

– Вы слышали, что сказала дама. – Мистер По пристроил мою руку на изгиб своего локтя так, словно это самая естественная вещь на свете. – Представьте нас представлению.

Мы направились в музей следом за человеком-сэндвичем. Я целиком сосредоточилась на ощущении руки мистера По под моей ладонью, и все мое тело млело от счастья. После того как он заплатил за два билета (двадцать пять центов за каждый), мы в полном одиночестве оказались в полутемном зале, освещенном лишь светом газовых ламп.

– Выставка восковых фигур, – сказал мистер По.

Мы шли, разглядывая этот пантеон знаменитостей, и я пьянела от того, что касаюсь своего спутника. Наконец мы остановились перед восковым бюстом Уильяма Шекспира.

– Умный и талантливый парень, – сказал мистер По.

– Мне кажется, между вами есть сходство.

Он нахмурился.

– Думаю, дело во лбе. И в кудрях. Я, правда, смею надеяться, что мои покрывают бо́льшую часть головы.

– Я говорила о вашем статусе, – засмеялась я и кивнула на бюст. – Самый известный писатель прошлого и самый известный писатель современности.

Он сделал вид, что трясет бюст свободной рукой.

– Милостивый государь, какой совет вы можете мне дать?

– Я права, – сказала я. – Сейчас вы самый знаменитый писатель Нью-Йорка и всех Соединенных Штатов. Когда-нибудь ваш бюст будет стоять рядом с бюстом Шекспира.

– Пугающая мысль.

– Но такое вполне может случиться.

– Едва ли это возможно. – Он посмотрел на меня. – Раньше я думал, что, несмотря на упорную работу и довольно большое количество не слишком известных публикаций, я не смогу добиться успеха, пока не стану знаменитым. Только когда я стану знаменитым, я буду по-настоящему живым.

– Разве не все писатели так считают? Будто мы куклы, которых оживляет лишь прикосновение славы. – Я улыбнулась ему. – Вы до сих пор так считаете? Или что-то изменилось?

Он подумал, потом поморщился:

– Нет.

– Этого-то я и боялась, – вздохнула я.

Его благодарный взгляд был для меня как ласка.

– Как же хорошо вы меня понимаете! Не могу сказать, чтобы когда-нибудь встречал другого такого человека. Но с первой минуты нашей встречи я знал, что так и будет. Спасибо.

– За что?

– За то, что принесли в мою жизнь свет.

Я почувствовала, как забилось мое сердце и воспарила душа. Меня так давно никто не благодарил!

За бюстами начинались композиции из человеческих фигур натурального размера. Возле первой из них была табличка «Семья пьяниц», хотя пояснений и так не требовалось. Тут шалили оборванные восковые дети, похожие на компанию с улицы мистера По, – они били посуду, задирали друг друга, рассыпали муку. В центре этой застывшей суеты за столом, сгорбившись, спали их родители, и очевидной причиной их сна был стоявший перед ними кувшин с надписью «Пиво». Чуть в стороне, с залитым газовым светом белым лицом, лежал мертвым в своей узкой кроватке их маленький сын.

Я почувствовала, как улетучивается хорошее настроение мистера По. Мне захотелось забрать у него руку, но я не решилась из страха расстроить его.

Наконец мистер По сказал:

– Тут все неправильно.

Я ждала продолжения.

– Это мать семейства должна лежать мертвой в постели, окруженная со всех сторон тянущимися к ней маленькими детьми. По крайней мере именно так мне помнится. Мой отец, которого я не знал до этого и никогда больше не видел после… именно он рухнул на стол перед бутылкой. Моя сестра Розалин и я… нас привели попрощаться. – Я услышала, как он сглотнул. – Тетушка заставила меня дотронуться до маминого лица. Он было холодным. Моя мать перестала быть человеком и стала чем-то иным.

– Я очень вам сочувствую.

Он испустил вздох.

– Я помню ее. Помню живой. Она вся просто светилась бесподобным светом радости. И мне хотелось лишь доставлять ей удовольствие, ничего больше… – Он сжал челюсти, очевидно пытаясь сдержаться. – Мне так жаль, что ее нет, и она не может видеть моего успеха. Может быть, тогда я действительно поверил бы в него.

Когда мы шли к следующей композиции, тишину нарушали лишь звук наших шагов да шорох моих юбок. Она изображала счастливую семью: престарелые дед и бабушка читали Писание, а все остальные сгрудились вокруг игравшей на фортепьяно матери.

Тон мистера По стал принужденно-легкомысленным:

– А это, наверно, мы, миссис?

Но чары были разрушены. Я видела нас такими, какие мы есть: два человека, состоящих в браке совсем с другими людьми, оказавшиеся вдвоем в общественном месте. Я отодвинулась от него.