Я хотела снова, прямо сразу.
И мистер Шекспир с большой охотой выполнил мое желание.
В конце концов я уснула.
Уснула, утомясь тем, что он со мною делал. Великий покой на меня нашел.
Отродясь, по-моему, мне еще не было так хорошо, отрадно и так вольно.
Дождик стал накрапывать, когда я заснула, это я помню.
Я слышала, как апрельский дождик тихонечко шуршал на крыше.
Мистер Шекспир все говорил про деньги, когда я заснула.
Но вовсе не деньги никакие я видела во сне.
Глава девятнадцатая
Мой сон
Снилось мне, что я на холме Стинчкомба и кругом сплошь наперстянка.
Люблю я наперстянку.
Красота у наперстянки скромная, неяркая, не слепит глаза так, как когда в июне волнится по полям ромашка.
Есть в наперстянке тонкость, нежность.
Все в ней — отдохновение для души. У наперстянки в чашечке, на самой глубине, бальзам таится.
И снилось мне, как будто я срываю наперстянку и в нее заглядываю. И будто я потом в нее вхожу, вовнутрь, и наслаждаюсь ее расцветкой, и нитями тычинок, и цветочным шелком, розовым, лиловым, алым, белым, и радуюсь на то, как стебель стоек, как поник цветок.
По-моему, мне снилось, будто бы сама я наперстянка.
Глава двадцатая
Ослиная голова
Наутро просыпаюсь я от рева.
Озираюсь в реденьком, чудн
И вижу — стоит в ногах постели дьявол.
— И-а! — дьявол ревет. — И-а!
Дьявол совершенно голый, ну ни единой ниточки на нем, а только голова ослиная надета[58]
.— И-а, — он снова проревел. Потом: — Ха-ха!
И вдруг я услыхала, как там, внизу, на улице, поют.
Такие миленькие были слова у этой песни.
Потом уж я их в песеннике отыскала.
Песня была такая:
Там же лавка рыбная была.
Небось торговец сам и пел.
Такая миленькая песня.
Как вспомню ее, так у меня аж слезы на глазах и дрожь по хребту проходит.
Я песенки заслушалась, а уд дьяволов тем временем в меня нацелился.
Я узнала дьявола по его снасти.
Что твое копье.
И сотрясается.
Я не могла с собою совладать. Протянула руку к этому копью.
Протянула руку, и копье это я погладила.
А потом перевернулась ничком и встала в постели на коленки.
А потом уж постаралась, чтоб дьяволу сподручней было в меня попасть.
— И-a! — ревел дьявол. — Ха! Блядь! — кричал дьявол. — Теперь все мало ей, да?
Мистер Шекспир драл меня, не снявши ослиной головы.
Мой супруг.
Мистер Шекспир, львиное сердце.
Осел разнеженный.
Глава двадцать первая
45
А теперь, моя книжица, я в тебя впишу кое-что совсем иное.
Любезный мой Читатель, придется и тебе пошевелиться.
Возьми-ка в руки Библию.
Открой Псалтырь.
Найди псалом сорок пятый.
Ну вот.
А теперь прочти стих 4:
Пусть шумят, воздымаются воды их,
Прочти подчеркнутое слово вслух.
Теперь прочти конец стиха 10:
…сокрушил лук и переломил
Прочел?
А теперь вслух проговори.
Сложи-ка эти два подчеркнутые слова[59]
. Понял?То-то.
Мой супруг мистер Шекспир сам за этим присмотрел. Или он все это придумал и мне очки втирал.
Тоже ведь: соврет — недорого возьмет.
Так или иначе, случилось все, по словам моего ловкого супруга, вот каким манером.
Когда совсем уж близилась к концу работа над Библией под присмотром короля Якова[60]
, назначенный королем особенный комитет выбрал кое-какие места из Ветхого Завета и представил видным мужам литературы на поверку.Мистеру Шекспиру досталась часть Псалтыри.
Случилось это, выходит, раннею весной 1610 года, за год до того, как муж мой отошел от дел и перебрался сюда, в Стратфорд.
А был он тогда, осмелюсь доложить, на самой на вершине славы.
Вот и вышло, он мне потом рассказывал, что будучи сорока пяти лет от роду, пришлось ему подчищать (так он выразился) 45-й псалом, Начальнику хора. Сынов Кореевых. На музыкальном орудии Аламоф. Песнь.
Что мой супруг со всем тщанием и выполнил и не преминул сунуть в псалом этот собственное свое имя, исподволь, двумя частями, комар носу не подточит — и как бы подпись свою секретную он в Писании проставил.
Истинная ли это история?
И в самом деле мистер Шекспир так поступил?
Или заметил он в бездельную минуту, что слова псалмопевца так легли в Библии короля Якова (знал ведь, что я ее люблю), да моей утехи ради и сочинил такую небыль?