Мистер Эндорфин

В одну из ночей у нас все закончилось. Тут бы и лечь спать, но ведь сон для алкоголика – моветон и рудимент бытия. Мы наспех собрались, оделись в то, что примерно налезло, перепутав гардеробы друг друга, и вышли на улицу до палатки. Мы словно сбежали из Московского цирка на Цветном бульваре: длинные рукава не по росту волочились за нами по земле, парад клоунов-эксцентриков. Через несколько минут после выхода из гостиницы внезапно выяснилось, что я не транспортабелен. Веселый Бахус, повелитель выпивох, резко отпустил марионеточные веревочки, с помощью которых он удерживал меня на ногах, и я обрушился. Ушел в себя. Точнее не ушел, а сложился. Потерял вертикаль власти. Случилось это прямо на трамвайных путях. Мои друзья сумели доковылять до противоположной стороны проезжей части, но слишком дорогой ценой – ценой меня.

Мерфи, автор знаменитого одноименного закона, согласно которому – если на горизонте показалась правая половина жопы, то за ней непременно последует и левая, скорее всего, придумал его, наблюдая за русскими пьяницами. В моем случае этот закон жопы сработал не то чтобы быстро – молниеносно. Едва я растянулся на трамвайных путях, как вдалеке показался милицейский «газик». Друзья корчили мне страшные рожи с бесконечно далекого тротуара. Но я и сам уже все разглядел. В то время я боялся только двух вещей – красивых женщин и милиционеров. Однажды в метро я встретил красивую женщину-милиционера и чуть не упал в обморок.

Слева от себя я заметил канализационный люк.

«Ты – черепашка-ниндзя», – сказал внутри недавний портвейн.

Я пополз в сторону люка, но у меня подкосилась лапка, и я снова упал. Звук милицейского газика приближался, если только это не была слуховая галлюцинация.

«Балтика 3» мудрее портвейна. И она была после, то есть еще не успела окончательно впитаться в кровь, поэтому сохранила некоторую трезвость восприятия.

«Затаись», – шепнула «Балтика 3».

Не знаю, на что я рассчитывал. Был молод, чудеса казались ближе. Все происходило ночью, вокруг темень, наверное, я надеялся, что меня не заметят. В итоге я встал на четвереньки на трамвайных путях и затаился. И еще я успел удивиться, как точно мои ладони оказались каждая на своем рельсе. Как колеса трамвая, подумал я.

«Вот бедолага, смотри, пассажиров высадил, а сам уехать не смог».

«Эй, уважаемый, вы по какому маршруту следуете?»

«Да ладно, чего, не видишь, товарищ следует в депо».

Я поднял глаза, чуть не сломав себе шею. Надо мной склонились два милиционера. «Газик» пыхтел рядом.

Питерские милиционеры – большие профессионалы. Всего пара хитрых вопросов – и им удалось расколоть меня, крепленого орешка, выяснив, что я и группа товарищей на той стороне дороги – одна банда. Моих друзей попросили подойти.

Милиционеры расспрашивали их о многом, они были очень пытливы и любознательны, эти интеллигентные петербуржцы в форме: о них и обо мне, об алкоголе, о двух столицах, об Эрмитаже и даже о котах (о котах?!), хотя это могли быть те самые запоздалые галлюцинации. Пока собравшиеся беседовали и обсуждали, в том числе, и мою скромную персону, я продолжал стоять на четвереньках. Рельсы сильно жали мне руки: они были мне явно не по размеру.

Милиционеры тем временем решили проверить наши документы. Им удалось заботливо и тактично изъять из меня мой паспорт, не нарушая моей монументальности.

«Ну понятно, посмотри: у парня фамилия сложная, поэтому и жизнь непростая».

Старший интеллигентный милиционер сказал это младшему интеллигентному милиционеру.

Потом он повернулся к мои друзьям и напутствовал их добрым словом, как богатырей на распутье в русских сказках:

«Вы это, зачем выпали из гостиницы-то? («Выпали из гостиницы» – о, Петербург, только через много лет я сумел оценить всю элегантность и тонкость этой реплики!) Давайте поднимайте свой паровозик из Ромашково с рельсов и дуйте все обратно. Спокойной ночи, малыши».

Конечно, в тот вечер я не был никаким паровозиком из Ромашково. И трамваем тоже не был. А был я синим троллейбусом. Последним. Случайным.

26. Сомелье

Несмотря на близкое знакомство с Бахусом, я никогда не разбирался в вине.

Каждый мужчина, конечно, хотя бы раз в жизни на свидании в хорошем ресторане пучил глаза и надувал щеки, оценивая в присутствии официанта заказанную бутылку, а в его взгляде при этом читалось отчаянное «ты бы мне лучше водки принес, голубчик».

А ведь есть истинные ценители. И это им не так, и то не этак. Пока всю администрацию ресторана не изнасилуют – глотка не сделают. В этой моей оценке чувствуется что-то сермяжное, рабоче-крестьянское, а также классовая вражда – не спорю.

Но однажды я вдоволь поглумился. На всю жизнь хватило, так что теперь я к этому винному эстетству терпим.