Я немножко подумал и решил для себя, что этого родственника называют ипохондриком, потому что он часто ходит на ипподром (хотя на ипподром он не ходил, что в данном случае не имело никакого значения). Я еще немножко подумал и понял, что мне тоже надо на ипподром. Я спросил родителей, когда родственник сможет взять меня с собой посмотреть на лошадок. Родители не придумали ничего лучше, как сказать мне правду, злодеи, и объяснили, что ипохондрия не имеет отношения к лошадям. Они добавили, что это у родственника такая болезнь.
Все последующее детство я очень жалел того родственника. Еще бы – у него была редкая лошадиная болезнь от частого посещения ипподрома. Так в моей детской голове замкнуло после взрослых объяснений.
Я и представить себе не мог, что, когда я вырасту, лошадиная болезнь настигнет и меня. Килотонны бесхозной энергии были брошены на служение неоязыческому современному божеству – здоровью. Какое-то время я был несчастливо женат на этой даме с красивым древнегреческим именем – Ипохондрия. Из пьер-ришаров получаются первоклассные ипохондрики.
Я отправлялся к врачам с маленьким узелком с вещами, как ежик в тумане. Каждый раз я был уверен, что не вернусь. Что меня госпитализируют. Или даже – сразу похоронят, тихонько прикопают во дворе районной поликлиники, под бузиной.
Я шел к кардиологу за инфарктом, к неврологу – за инсультом, к окулисту – за катарактой. А эти коновалы, хотя у меня и была лошадиная болезнь, по их профилю, прогоняли меня прочь с флакончиком валокордина. А кто-то и с матом. Как тот терапевт, которого я посетил трижды с вопросом: «Доктор, ну, может, все-таки на этот раз я помру?»
Я столкнулся с редким непрофессионализмом врачей, учитывая, что симптомы у меня были очень серьезными. Например, красное лицо. Как можно выставить за дверь человека с красным лицом? Это же стопроцентно отправить его на верную гибель. Красное лицо – не шутки. Вон, у Конан Дойла в «Этюде в багровых тонах» Холмс по красному лицу даже вычислил преступника.
Конец моим мучениям положил клещ.
Как-то раз я загорал на даче на траве и задремал. Очнулся я от ощущения укуса в правой руке. Я вскочил. По руке полз клещ. Я немедленно поместил его в прозрачную баночку с крышкой. Я знал, что клещей после укуса надо сохранять, чтобы затем показать специалисту. Я это знал, потому что не мог больше полагаться на непрофессиональных коновалов и перелопатил тонны медицинской литературы. Далее я внимательно изучил место потенциального укуса и обнаружил нештатное покраснение. Не того критического уровня бордовости, как мое знаменитое в узких медицинских кругах Измайлово красное лицо, но все равно тревожного цвета.
Я собрал маленький узелок с вещами и отправился в «Центр Эндохирургии и Литотрипсии» на шоссе Энтузиастов. Я был уверен, что лишь это медицинское учреждение со сложным названием способно помочь в моем исключительном случае. Возможно, на мне даже защитят докторскую диссертацию. Посмертно.
В регистратуре долго придумывали, к какому врачу отправить меня с Геннадием. Геннадий – именно так моего клеща прозвали злобные бесчувственные родственники, к которым я обратился за первой помощью. Дело в том, что я загорал в воскресенье, а медицинское учреждение со сложным названием по воскресеньям не работало. Мне пришлось почти целый день ждать понедельника. Я боялся, что Геннадий скончается в банке и не принесет свою никчемную жизнь в жертву на алтарь науки. Я скоропостижно гуглил в интернете информацию, как продлить этому извергу жизнь. Собственно, именно после того, как мой ехидный младший брат подглядел, как я вбиваю в поисковую строку запрос «чем кормить клеща», он и придумал это неуместное прозвище. В итоге нас с Геннадием отправили к кожнику. Я не сказал в регистратуре, что я с Геннадием, иначе нас отправили бы к психиатру.
Когда я вкратце, за полчаса, изложил суть своих жалоб (врачи меня сами первые спрашивают «на что жалуетесь», самоубийцы), я заметил у кожника этот странный взгляд. Я встречал этот взгляд и раньше: он появлялся у каждого специалиста, к которому я обращался, после изложения мной сути своих жалоб. В нем читалась попытка к бегству, вопреки клятве Гиппократа.
Кожник, женщина, принялась осматривать место потенциального укуса на моей руке. Я остановил ее в районе своего затылка, сказав, что она заблудилась.
«Странно, – сказала очередная некомпетентная женщина в белом халате, – я ничего не вижу».
«Если вы не видите, – произнес я свой дежурный текст, который выдавал в прошлом каждому второму врачу, шипя и кроша зубы, – то это не значит, что там ничего нет».
«Ну, вы можете сдать анализы в инфекционном центре…» – наконец попыталась она спасти мою жизнь.
«Я его поймал», – прошептал я ей заговорщицки.
Я не хотел шептать, просто от волнения у меня запершило в горле.
«Кого вы поймали?» – спросила женщина.
«Клеща, который меня укусил, – ответил я. – Показать?»
Доктор даже как-то отпрянула после этого моего предложения. Странная реакция для кожника, которому наверняка показывали вещи и пострашнее, подумал я.