Мистер Кон исследует "русский дух"

Конечно, можно, а иногда и должно пересматривать старые оценки в свете последующих событий. Но есть факты и выводы, отменить которые не могут никакие последующие события. Таков, например, тот факт, что первую мировую войну развязали империалисты, а первым покончил с ней русский революционный пролетариат. Таковы, например, выводы о реакционности колониализма, о народном характере социалистической революции в России. Но именно такие факты и выводы пересматривает софистически Г. Кон. Результат его последних работ выражается в одной простой формуле, ее "обоснование" — в одном простом приеме. Вся история России начиная с Октября 1917 г. сводится исключительно к ошибкам, связанным с культом личности И. В. Сталина, вся история России до Октября трактуется как "подготовка" этого культа. Объявив самокритику коммунистов за свидетельство "кризиса коммунизма", буржуазная пропаганда попыталась скрыть реальный кризис буржуазной политики и идеологии, "бросить тень на великие идеи марксизма-ленинизма, подорвать доверие трудящихся к первой в мире стране социализма — СССР, внести замешательство в ряды международного коммунистического и рабочего движения"[190]. Осью всей антисоветской пропаганды в последние годы и в том числе буржуазной историографии СССР сделалось заведомо лживое положение о том, что культ личности был порожден якобы самим советским строем, явился "логическим развитием" марксизма-ленинизма и был фатально предопределен всей предшествующей историей России. Все средства были брошены на то, чтобы выдать ошибки коммунистов за существо коммунизма. Всеми силами коны стараются скрыть ту истину, что ошибки, связанные с культом личности, были порождены не теорией и практикой коммунизма, а именно отступлением от этой теории и практики, отступлением от указаний Маркса, ленинских принципов демократизма, что коммунисты сами вскрыли эти ошибки и сами их ликвидируют. Не было и не могло быть фатальной неизбежности этих ошибок. Возможность культа далеко не обязательно должна была превратиться в действительность. Вывод, к которому неизбежно приходят люди, гласит: какой же внутренней силой должен обладать коммунизм, если, несмотря на ошибки и вопреки им, он сумел развиться в такую гигантскую силу! Какие же ни с чем не сравнимые, неисчерпаемые возможности развития открывает он при правильной политике! Все попытки Кона "облагородить" свою смену позиций, выдать себя за "глубоко разочаровавшегося" в социализме "искателя истины" — это не что иное, как маскировка ренегата.

Подлинный характер взглядов Кона вскрывает сравнение его теорий с делами и словами ведущих политиков буржуазного Запада. И здесь и там мы находим одно и то же: апологетику капитализма и клевету на социализм, противопоставление "свободного" Запада "тоталитарному" Востоку, отождествление внешней и внутренней политики России царской и России Советской, фашистских режимов и советской демократии, линию на раскол между народом Советского Союза и партией, между Советским Союзом и странами народной демократии, спекуляцию на ошибках, связанных с культом личности, защиту колониализма и осуждение национально-освободительного движения народов, расчеты на военные блоки и крестовые походы и, наконец, освящение всего этого именем божьим. То, что делал Даллес или Никсон, повторял и повторяет Кон. Политика с позиций силы подкрепляется идеологией с позиций лжи. Политика — приказывает, "наука" — исполняет, исполняет охотно и добровольно. Все научные "выводы" Кона, это не выводы, а точное исполнение задания. Он доказывает то и только то, "что и требовалось доказать". Кон рабски воспроизводит все движения и жесты своих хозяев, он превратился в Strohpuppe — марионетку, выражаясь его собственной терминологией 20-х годов.

Если искажение фактов истории в последних трудах Кона предопределялось его идеалистической методологией, то мы теперь видим, как эта сама "методология" предопределена его нынешними социальными позициями. Изменились социальные позиции Кона, изменилось и его отношение к науке.