Мэтью помнил, что в задней части повозки у Башкана лежала здоровенная киянка. Но что такого страшного увидела Китт, чтобы ее за это убивать? Видимо, тут какая-то важная тайна.
Если, например, девушка-работница решила попросить небольшой прибавки к жалованью в обмен на свое молчание, может, и пришлось пустить в ход киянку. А может, было решено сразу воспользоваться киянкой потому, что если бы та же девушка-работница связалась с родственниками кого-то из умерших и подговорила их приехать да раскопать могилу…
— Сегодня вечером, — сказала Опал, — он проделает то же самое с вдовой Форд.
Мэтью теперь знал: все, что делает Башкан, омерзительно. А делать что-нибудь омерзительное — главное качество Тирантуса Морга. Есть ли тут какая-то связь? Непонятно. Но может быть, один мерзкий слизистый след приведет к другому.
— Давай-ка я отведу тебя обратно, — предложила Опал, вдруг заговорив усталым голосом и как будто постарев. — Да, а мужчина, о котором ты спрашивал, — я никого такого не видела.
Она пошла обратно, в сторону кладбища, но Мэтью не последовал за ней, и она остановилась, чтобы подождать его. Он спросил:
— Как твое полное имя?
— Опал Далила Блэкерби.
— Хорошо, Опал Далила Блэкерби. Вот, держи. — Он сунул руку в карман темно-зеленого жилета, нащупал то, что, как он знал, должно там лежать, и извлек на свет божий. — Подойди и возьми.
Она медленно подошла и, взяв вещицу, которую он ей протягивал, сначала удивленно посмотрела на нее, потом на него и снова на нее.
— Оно… Оно настоящее?
— Да. — Кольцо, конечно, было из настоящего золота. Был ли красный камень рубином? Это пусть она сама выясняет. И никто не сможет сказать, что сокровище Морга не дало кому-то шанса спастись. — Я бы на твоем месте не стал его никому показывать. И не задерживался бы здесь долго.
— Почему ты мне это даешь?
— Потому что ты мне нравишься, — честно ответил он. — Я думаю, из тебя вышел бы хороший детектив.
— Кто?
— Не важно. Если когда-нибудь будешь в Нью-Йорке, приходи в дом номер семь по Стоун-стрит. Запомнишь?
— Запомню ли? Да черта с два я когда-нибудь это забуду!
— Дорогу назад я найду, — сказал он. — Только будь осторожна, слышишь?
— Буду, — пообещала она.
Он пошел было обратно по тропинке, оставив ее разглядывать золотое кольцо с красным камешком (рубином?), но она вдруг схватила его за рукав и спросила:
— Можно я тебя поцелую?
Мэтью не стал возражать, и Опал сдержанно, но от всего сердца поцеловала его в щеку. Это, конечно, не «за церковью делать» кое-что, подумал он, но, может быть, в этом поцелуе была чуточка тепла.
Он вернулся к дому миссис Лавджой. На его стук в дверь ответила другая работница.
— Нет, сэр, миссис Лавджой нет дома, — сказала она. — Миссис Лавджой просила передать вам, что ей пришлось срочно уехать по личному делу, но она будет рада завершить переговоры, если вы заедете завтра или послезавтра.
— Спасибо, — ответил Мэтью. — Скажите ей…
«Скажите ей, что я вернусь сегодня вечером», — сказал он про себя.
— Скажите миссис Лавджой, что я буду с нетерпением ждать возможности снова побыть в ее очаровательном обществе, — сказал он и направился к своей лошади, стоявшей у коновязи.
Глава 29
Мэтью, притаившемуся в лесу рядом с кладбищем «Райского уголка», не пришлось долго ждать появления Башкана.
Стояли мглистые голубые сумерки. Свою лошадь Мэтью привязал к дереву на опушке примерно в двухстах ярдах, если идти к вывеске «Райский уголок». Ждал он чуть больше десяти минут, и вот на дороге, ведущей к церкви, показалась повозка Башкана.
Башкан остановил упряжку перед церковью, поставил повозку на тормоз и слез. Потом зажег два фонаря и поместил их в задней части повозки. Надев перчатки, он отнес кирку и лопату на кладбище, вернулся за фонарями, сбросил плащ и с невероятным усердием принялся копать могилу.
Мэтью откинулся на ствол дерева. Ему было видно из леса, что Башкан работает если не в спешке, то, во всяком случае, неотрывно. Интересно, конечно, не то, как он копает, а то, что потом происходит с гробом и трупом.
Сегодня после обеда он наведался в ближайший к «Райскому уголку» населенный пункт, милях примерно в двух, — городок Ред-Оук. Его окружали фермы и тучные пастбища, на которых в золотистом свете щипали траву коровы. В самом Ред-Оуке был оживленный фермерский рынок, главная улица с лавками и мастерскими, тремя тавернами и двумя конюшнями и тридцать-сорок домов, разделенных садами, штакетником и оградами из бутового камня. Передвигаясь по городку, Мэтью, как чужак, удостоился нескольких любопытных взглядов, но по большей части его принимали за человека, у которого здесь дела, и оставляли в покое. А дела его заключались в том, чтобы зайти в несколько лавок и поспрашивать там о местном мастере на все руки по имени Башкан. Единственным, кто ответил, что вроде бы знает такого, был кузнец, сказавший, что, кажется, есть такой молодой человек, которого зовут Башкан, — в Честере живет, но потом вспомнил, что у того другое прозванье — Стукан. Мэтью сердечно поблагодарил кузнеца и пошел дальше.