У Мэтью времени тоже было предостаточно. Он не выпускал фонари из виду и ехал за Башканом под тем же звездным небом, что давешней ночью в лесу смотрело на Ларк, Фейт и Странника. Он продолжал чувствовать себя стрелой Странника, пущенной сквозь тьму сюда. Может быть, ему потребуется время, чтобы попасть в цель, но он в нее попадет. Он продолжал стараться — ради Ларк.
С тех пор как он оказался в Филадельфии, ужасные события в домах Бертона и Линдсеев снились ему в кошмарах каждую ночь. Наверное, еще много ночей он будет просыпаться от них в холодном поту. Так и должно быть: он не может легко забыть то, что там произошло. Это часть его покаяния.
Но одно не давало ему покоя и напоминало о себе и средь бела дня, и в кромешной тьме — стеклянные шарики брата Ларк, которые он видел на столе и на полу в комнате, где произошло убийство, и которые потом катились по полу водяной мельницы. Кто бросил их тогда в окно?
В призраков Мэтью не верил. Ну, то есть, вообще-то, верил — например, в то, что в доме номер семь по Стоун-стрит обитают неупокоенные души двух торговцев кофе, убивших там друг друга. Он мог объяснять себе, что эти стуки и глухие удары вызваны оседанием голландских камней в английскую землю, но довольно часто у него было ощущение, что за ним наблюдают, или он слышал тихий смешок или краешком глаза видел тень, пробежавшую там, где тени быть не должно. В таких призраков он верил, но чья неупокоенная душа швырнула горсть шариков в окно водяной мельницы?
Он думал об этом, пусть и не хотел думать — потому что ответа не было. Он убеждал себя, что на самом деле в окно влетели вовсе не стекляшки погибшего мальчика, которые увидел его разгоряченный и измученный болью мозг, а просто какие-то камешки. Какой-нибудь проходивший мимо парнишка с фермы услышал крики дерущихся, заглянул в окно и бросил туда несколько камешков, чтобы один человек не убил другого. А затем, пока Морг бушевал и ярился, мальчишка сбежал.
Но почему этот парнишка нигде больше не объявился? Почему не пошел за констеблем? Почему за все время пребывания Мэтью в Хоорнбеке никакой мальчишка не появился там и не рассказал, что произошло?
Призрак? Но шарики были совсем не призрачные. Упав на пол, они довольно громко стучали, а один больно ударил его в шею. Или же это все-таки были просто камешки?
Мэтью решил так: сделав свои дела здесь и сообщив местному констеблю, что умершие гости миссис Лавджой не попадают в свои могилы, он вернется на водяную мельницу посмотреть, лежат ли там на полу эти шарики — или камешки. Но сперва нужно покончить с сегодняшним делом, а миссис Лавджой должна объяснить, как в ее ловушке для воров оказались спрятанные сокровища Морга. Миссис Лавджой? Миссис Таак?
Какое отношение хозяйка «Райского уголка» имеет к королеве острых колбасок?
Он вспомнил, что сказала Опал о перце, который выращивают в их теплице: «Мизз Лавджой этими перцами гостей кормит. В молотом виде их во всю жратву сует, извините за выражение. Даже соком перечным их утром, днем и вечером поит».
Мэтью смотрел на фонари, покачивавшиеся далеко впереди вместе с повозкой.
«А есть ли в могилах вообще кто-нибудь?» — спрашивала Опал.
Перед его мысленным взором возник образ Хадсона Грейтхауса, сидящего у Салли Алмонд и поедающего за завтраком колбаски миссис Таак. «Ух, дерет так дерет!» — сказал тогда он, вытирая со лба пот салфеткой.
А Эвелин Шелтон сказала: «Они у нас только несколько дней в месяц бывают, так что, если хотите попробовать, поторопитесь заказать!»
— Полегче, полегче, — прошептал Мэтью своей лошади, хотя это он сам вздрогнул оттого, что ему на затылок вдруг как будто легла холодная рука.
Он гнал от себя мысль, только что пришедшую ему в голову. Отказывался впускать ее внутрь. Закрыл книгу на этом месте. Захлопнул крышку гроба. У миссис Таак свиноферма к северу от Николсбурга.
Вот Опал спрашивает: «Но что стало с мистером Белом?»
А потом возникает главный вопрос: что могло произойти со всеми сорока девятью пожилыми людьми, которые якобы были похоронены в «Райском уголке» за пять лет?
Миссис Лавджой? Миссис Таак?
Сестры по преступлению? Или одно и то же лицо?
Мэтью понятия не имел. Он постарался выбросить из головы эти дикие, несусветные и просто тошнотворные измышления и сосредоточился на свете фонарей Башкана. Повозка все ехала вперед, а всадник на лошади, окутанный ночной тьмой, следовал за ней на некотором расстоянии.
Прошло два часа. Мэтью ни на шаг не приближался к повозке и не отставал от нее. Порывом холодного ветра до него донесло зловонный запах свиных отбросов, и он понял, что Башкан прибывает к месту назначения.