Мистер Морг

— Что за игру вы затеяли, Корбетт? Вы что, не соображаете: королевский констебль Джон Дрейк живет в гостинице «Док-хаус» уже почти три недели! И как вы думаете, кто оплачивает эти расходы? Нью-Йорк, вот кто!

Мэтью подождал, пока мимо пройдут двое мужчин, тащивших огромный сундук, и двинулся вверх по сходням. Лиллехорн следовал за ним по пятам. У конца сходней Мэтью остановился, открыл холщовую сумку, опрокинул ее, и на палубу упали два начищенных черных сапога, слегка стертых при падении с крыши.

Лиллехорн посмотрел на сапоги, а потом, с недоумением, — на Мэтью.

— Вы что, совсем ополоумели?

— Помнится, сэр, вы вроде бы сказали в нашей конторе: «Я хочу, чтобы сапоги негодяя ступили на следующий же корабль, отплывающий в Англию, и скатертью ему дорога». Разве вы этого не говорили?

— Не знаю! Не помню! Но если я так и сказал, то, конечно, имел в виду, что в сапогах будет он! А эти вы могли найти где угодно по дороге отсюда туда, куда там вас занесло, или обратно. Я знаю, что случилось с Грейтхаусом, и сожалею об этом, но виной всему его собственная жадность.

— Жадность! — злорадно поддакнул Нэк, стоя за спиной Лиллехорна.

— Дрейк приехал, чтобы взять заключенного под стражу! — продолжал Лиллехорн. — Где арестант?

— Тирантус Морг похоронен на территории табачной плантации лорда Кента в колонии Каролина, — сказал Мэтью. — Если хотите узнать подробности, предлагаю вам съездить к Натаниелу Пауэрсу или в Филадельфию и поговорить там с главным констеблем Абрамом Фаррадеем. Или пусть Дрейк съездит, мне все равно. Я хочу только одного: отправить сапоги Морга с первым же кораблем, отплывающим в Англию, — согласно вашему официальному требованию. — Мэтью сверлил главного констебля взглядом. — И скатертью им дорога.

— Господа! — проревел кто-то с палубы. — Или убирайте свои задницы с дороги, или за работу — начинайте грузить!

От предложения заняться физическим трудом на лицах Лиллехорна и Нэка отразился неприкрытый ужас, но Мэтью уже спускался по сходням. Затем он зашагал обратно вдоль причала к своей коляске.

Лиллехорн поспешил догнать его. Нэк замыкал шествие.

— Корбетт! Корбетт! — верещал Лиллехорн, поравнявшись с Мэтью. — Вы мне все расскажете во всех подробностях! Сию же минуту!

Мэтью шагал себе и размышлял: «С чего бы начать?» Если Грейтхаус уже рассказал о событиях, увенчавшихся взрывом ларца, оно и к лучшему. Можно начать с того момента, когда Мэтью двинулся по следу Морга уже со Странником. Конечно, рано или поздно придется поведать и о миссис Таак, но не факт, что Лиллехорн будет готов такое услышать. Разумеется, это не та новость, которую нужно сообщать Нэку, чтобы тот ходил потом по городу и болтал языком налево и направо.

Интересно, как будет воспринята история Тома? Для Мэтью это была самая удивительная часть всего, что произошло.

В Бельведере, у преподобного Эдварда Дженнингса и его жены, Том пробыл часов восемь. Поспав достаточно, чтобы немного набраться сил, он просто встал среди ночи и ушел. Он рассудил, что Морг отправился по дороге на юг к деревне Колдерз-Кроссинг, которую он сам проходил, когда двигался на север. Найти этого человека и убить стало для него важнее всего на свете, и, судя по холодной решимости, прозвучавшей в голосе Тома, Морг как будто стал олицетворением многих трагедий в жизни мальчика, а может быть, и Зла вообще. Так или иначе, Том не мог не последовать за Моргом, как бы далеко убийца ни ушел и сколько бы времени это ни заняло, поэтому он двинулся из Бельведера тем же маршрутом, что и Мэтью со Странником.

Не зная о попытке Морга украсть лошадь и его увеселительной прогулке по лесу, последовавшей за этим, Том держался дороги. Он поспал до рассвета еще часа два, — впрочем, он всегда обходился недолгим сном. Потом он пошел дальше и днем заметил следы, выходившие из леса. Один из путников был в сапогах, а двое в мокасинах.

Следы привели его к дому, в котором он останавливался, когда шел на север. Тогда жившая там семья обошлась с ним очень по-доброму, накормила его и Джеймса. Девушка по имени Ларк была так красива и приветлива, а мальчик, Аарон, показал ему яркие разноцветные стеклянные шарики в белой глиняной баночке. Они с Аароном больше часа играли в шарики, и Том удивился, что где-то у него внутри все еще жив ребенок, ведь к этому времени он уже успел, защищаясь, убить человека в Виргинии.

Том рассказал Мэтью, как вошел в дом. Он сказал, что с тех пор, как умер отец, он не пролил ни слезинки, что больше вообще никогда не плачет. Но гибель этих невинных и добрых людей потрясла его до глубины души. Конечно, он знал, кто это сделал. И он поймал себя на том, что смотрит на шарики Аарона, разбросанные по столу, берет в руку четыре-пять и думает, что, если ему когда-нибудь понадобится поддержка, то, что подтолкнет его, когда он устанет, когда ему будет больно, когда будет нечего есть, нужно будет только прикоснуться к этим шарикам в кармане и вспомнить день, когда одна добрая семья вернула ему детство.

Но детство кончилось.