Мистер Морг

Когда они проезжали перекресток Бивер-стрит и Бродвея, держа курс на юг, к Большому доку, трое мужчин, занятых беседой у лавки торговца сальными свечами, что фасадом выходила на Бродвей, и отпускавших ехидные замечания по поводу тошнотворно-зеленого цвета новой шляпы лорда Корнбери, умолкли и пригляделись к коляске. Низенький господин с грудью колесом, стоявший в центре этой группки, перевел дыхание и с некоторым отвращением сказал:

— Мать честная! Корбетт вернулся!

С этими словами Диппен Нэк припустил бегом в сторону ратуши.

Порой Мэтью окликали с тротуаров, но он не обращал на это внимания. Как ни был он рад вернуться (он ведь думал уже, что этого никогда не случится), город казался ему каким-то чужим. Другим. Такой же чужой ему вначале предстала деревня Странника. Неужели месяц с лишком назад, когда они с Грейтхаусом уезжали, здесь было так же много домов и разных зданий? Так же много людей, повозок, фургонов? Неужели здесь было так же шумно и царила такая же суета? Или это вместе с ним вернулась какая-то часть Странника? Он как будто смотрел теперь на Нью-Йорк другими глазами и спрашивал себя: сможет ли он когда-нибудь видеть его так, как прежде, сможет ли почувствовать себя просто одним из жителей этого города, которые не были свидетелями таких жестоких убийств, такого насилия и зла, которым не пришлось убить топором женщину и всадить пулю в мужчину?

Он вернулся домой, но не таким, каким уходил. К добру ли, к худу ли, но он обагрил руки кровью. Как и сидевший рядом с ним Том — но если мальчика и мучили какие-либо угрызения совести в связи с его причастностью к смерти Тирантуса Морга, он держал их запертыми в глубоком подземелье своей души. Мэтью он сказал лишь, что смотрит на это как на казнь, а законна она или нет — все уже свершилось, так что же об этом еще говорить.

Но Лиллехорн найдет что сказать по этому поводу — тут Мэтью не сомневался.

— Мэтью! Здравствуй! — Рядом с коляской бежал его друг, подмастерье кузнеца Джон Файв, в сентябре женившийся на Констанции Уэйд, теперь счастливой миссис Файв.

— Привет, Джон, — ответил Мэтью, но упряжку не остановил.

— Куда это тебя носило?

— По работе.

— У тебя все хорошо?

— Будет все хорошо, — сказал Мэтью.

— Народ тут интересовался. Когда твой напарник на прошлой неделе вернулся, а ты нет. Я слышал, что он рассказывал — про краснокожих. Некоторые говорили, что твоя песенка спета.

— Так почти и было, — сказал Мэтью. — Но я снова запел.

— Придешь как-нибудь вечером поужинать?

— Приду. Дай мне несколько дней.

— Договорились. — Джон протянул руку и похлопал Мэтью по ноге. — Добро пожаловать домой.

Они проехали совсем немного, когда ему помахала платочком и шагнула к коляске хорошо одетая экзальтированная востроносая женщина средних лет.

— О, мистер Корбетт! — воскликнула она. — Как я рада вас видеть! Ждать ли нам рассказа о ваших новых приключениях в следующем номере «Уховертки»?

— Нет, мадам, — ответил он миссис Айрис Гэрроу, жене Стивена Гэрроу, торговца рогами с Дьюк-стрит. — Не ждите, его не будет.

— Но вы же не станете лишать нас этого удовольствия!

— Некоторые вещи лучше оставить воображению, — сказал он, так как решил, что не стоит рассказывать публике о дополнительной перчинке, входившей в состав колбасок, которые некогда подавались у Салли Алмонд именно таким завсегдатаям, как миссис Гэрроу.

Он знал, что главный констебль Филадельфии Фаррадей тоже считает, что не нужно выпускать в свет эту ужасную новость: во всех колониях не хватит воды, вина, эля и крепкого сидра, дабы люди смыли этот привкус у себя во рту.

— Вы здесь важная персона? — спросил Том.

— Обычный горожанин, — сказал Мэтью, когда они оставили миссис Гэрроу позади. — Такой же, как все.

Мэтью не удивился, что Хадсон Грейтхаус уже в Нью-Йорке: он знал об этом. Натаниел Пауэрс дал ему с Томом эту коляску и немного денег на дорогу. С Филадельфийского тракта Мэтью свернул на ту дорогу, по которой Морг направил своих конвоиров в Форт-Лоренс. Когда они проезжали мимо кладбища Нью-Юнити и домика преподобного Бертона, Том не проронил ни слова. Они добрались до предательского склона, ведущего к развалинам форта и дальше к деревне народа сенека. Повозки, предоставленной Мэтью и Грейтхаусу главным констеблем Лиллехорном, там не оказалось.

Мэтью и Том оставили свою коляску на вершине холма и остаток пути проделали пешком. Пройдя через Форт-Лоренс, они двинулись по тропе, ведущей в деревню, и вскоре услышали доносящееся из глубины леса карканье ворон и лай собак. Когда наконец показался первый воин в перьях, Мэтью крикнул:

— Англичанин!

Когда их с Томом проводили в деревню, индейцы снова устроили веселое цирковое представление, но после того, как Мэтью, выпятив грудь, еще несколько раз проорал: «Англичанин!», его подвели к важному, грозного вида мужчине, который, по крайней мере, немного понимал по-английски и умел более или менее понятно объясниться.