Мистер Морг

Сестры что-то щебетали ему, но он не понимал, чего они от него хотят, а Странник с ним в дом не вошел, так что Мэтью совсем растерялся. Тогда одна из женщин перевернула большой деревянный горшок, стоявший в углу, и уселась на него, жестом приглашая Мэтью последовать ее примеру. Когда он сел на импровизированный стул, знахарки сняли с него сапоги Грейтхауса и тем же способом обработали его израненные ступни порошком и жидкостью, приготовленной из сосновой смолы. Потом они точно так же обмотали их кусками ткани и перевязали полосками кожи. Он начал было вставать, но они не позволили ему этого сделать, надавив на плечи. В чашку размером с кулак из глиняного сосуда с длинным горлышком налили черного эликсира отвратительного вида и поднесли ему ко рту. Делать было нечего, и он стал это пить. Несмотря на запах мокрой грязи, на вкус эликсир оказался удивительно приятным и сладким, мускусным, как забродивший виноград или какие-то ягоды. Женщины проследили, чтобы все было выпито до дна, после чего он почувствовал головокружение, а язык его словно покрылся шерстью. На дне чашки остался осадок, похожий на чистый черный речной ил.

Вошел Странник.

— Вот, — сказал он. — Должны вам подойти.

Он протянул Мэтью пару мокасин. Они были совсем не новыми, но выглядели весьма прочными.

Мэтью взял их и примерил. Они действительно оказались ему впору, ногам было удобно.

— Ложитесь сегодня спать в них, — сказал ему Странник. — Вам нужно к ним привыкнуть. А в этих английских сапогах далеко не уйдешь.

— Спасибо. Где я буду спать?

— У моего дома, на земле. Я дам вам одеяло. Спать на земле вам тоже нужно привыкнуть. Кроме того, — добавил он, — ночью ко мне приходят мои демоны.

Мэтью кивнул, решив, что все-таки куда лучше спать на земле, чем стать свидетелем того, как Странника посещают демоны, что бы они собой ни представляли.

— Мы сегодня хорошо поедим, — продолжал Странник. — Но вам рано захочется спать после этого… — Он запнулся. — В английском языке нет слова для того, что вы только что выпили, но сестры знают что делают. Мы отправимся в путь на рассвете и пойдем налегке, быстро. То есть настолько быстро, насколько вы сможете.

— Мы?

— Одному вам этого человека не найти, — сказал Странник. — Я же сказал вам, что мне понравились часы.

Мэтью видел, что он так и держит их в руке.

— Хорошо. — То ли на него начинал действовать напиток, то ли он просто почувствовал облегчение. — Еще раз спасибо вам.

— Благодарить будете, когда мы его поймаем. А это, как сказали бы вы, англичане, дело завтрашнего дня.

Мэтью встал в своей новой обуви и подошел к гамаку из бобровых шкур, где безмолвно лежал с закрытыми глазами спеленатый Грейтхаус. Он вспомнил, что Грейтхаус сказал ему в то утро у Салли Алмонд. «Я не могу быть с тобой постоянно, но мне бы очень не хотелось, чтобы на твоей надгробной плите значился тысяча семьсот второй год».

— Мне тоже, — тихо произнес Мэтью.

Но не дать Моргу умножить число могил — так же важно, просто необходимо. Он молился о том, чтобы успеть, чтобы, когда придет время, у него хватило сил — и ума (после того, как он выберется из самой глубокой ямы Преисподней, отведенной для тех, кто возомнил себя таким умным) — потягаться с чудовищем.

Но, как говорят индейцы и англичане, это дело завтрашнего дня.

Глава 17

Повозка стояла впереди, вверху на дороге. Одной лошади не было, а другая вся поникла, понурила голову, брошенная, одинокая, не в состоянии дотянуться до какого-нибудь съедобного листочка или стебелька.

Мэтью поднимался по склону за Странником. Было еще раннее утро, сквозь густые тучи едва пробивался тусклый свет, снова запахло дождем. Странник успел приметить отчетливые следы босых ног Морга.

— Что-то тяжелое несет, — сказал тогда Странник, и Мэтью кивнул, зная, что это ларец со взрывным устройством.

Оттого что одна лошадь пропала, у Мэтью все внутри сжалось. Он-то думал, что ни той ни другой из этих старых кляч с провисшими спинами будет не по силам нести всадника. Да и с какой скоростью пойдет эта лошадь, даже если ее подгонять палкой? Но все же с лошадью Морг может дать отдых своим ногам и легким, а это — явное преимущество перед его преследователями, по крайней мере перед одним из них.