Каждое воспоминание из несуществующей жизни мелькнуло перед ним. Тепло, что он чувствовал, оставаясь рядом с Габриэлем в четырех стенах, поддерживая уютное молчание, ту жизнь, что рождалась в нем, когда он спорил с ним, ту жажду знаний, которую Габриэль в нем поддерживал. То доверие и уязвимость, которые, казалось, должны были стать отрицательными чертами характера, но на удивление заставляли Сэма думать, будто бы он не тратит каждое мгновение зря. Его постоянно меняющееся настроение, его внутренняя сила и независимость, его темперамент, неспособность держать свои мысли при себе, всегда имеющееся мнение – Господи, он был невыносим, но это только питало чувство Сэма к нему. Это как фантазия, которую каждый из нас придумывает себе и прокручивает каждый вечер перед глазами. Те, кто никогда не знал близости с человеком, не одной лишь физической, но удивительной, вопреки всяким логическим заключениям, ментальной, перед тем, как заснуть, обычно представляли счастье других персонажей, или несчастье, в зависимости от степени повреждения психики. Но Сэму достаточно было вспомнить иррациональный момент неловкости между ними в его первый как будто бы раз, и что самое невероятное – то, как они легко справились с ней. Разве с этим могло сравниться якобы предназначение Люцифера? Он подавил в себе желание рассмеяться. Но Люцифер все равно заметил.
- Я сказал что-то смешное? – он поднял брови, отчего его ужасное лицо, покрытое язвами и расслаивающейся кожей, растянулось в опасном ожидании. – Это неважно. Мне не нужен твой разум, впрочем, - и все же он был озадачен той усмешкой, что скривила губы Сэма. Он поднимался с земли. Не было боли, не было неудобства. Тело было инструментом, которым можно было управлять. Любую боль можно было обмануть, позволив ей захватить власть.
- Нет. Ты смешной, - признался он. Рукоятка длинного, изящного кинжала в его руках. Это ощущение он продолжал удерживать в своем сознании, снова и снова прогоняя ту недолгую историю знакомства с человеком, которого, возможно, никогда не существовало. Но это было неважно, понял Сэм. Важен не ответ, важно то, что чувство делает с тобой, как снижает потребности в другом человеке и как довольствуется малым. В его памяти всплывали слова Кастиэля из его… сна? Теперь он понимал. Кончики пальцев заискрили золотым, но Сэм не поверил в это. Его вера все еще была слишком слаба. – Да без чертового предназначения ты просто никто.
- Ты не понимаешь, о чем говоришь, - тон его напоминал снисходительный разговор с глупым ребенком. Одно его желание, и Сэм встретит своего брата в белом костюме с розой в петлице, с глазами настоящего Зверя и взглядом, полным сумасшествия. Одно его желание, и руками Сэма Люцифер уничтожит мир. Мир, что его питает. Как слеп он под воздействием своего предназначения.
- Только проступки обычных людей питают тебя. Правда в том, что ты и твой брат вместе сильнее, чем все, что устраивает правила нашей жизни, но чувство собственного достоинства, вскормленное предназначением, не дает тебе понять это. Уничтожая мир, ты уничтожаешь себя. Ненависть к Майклу – единственное, что у тебя есть. Ты жалок, Люцифер, - и он улыбнулся, понимая, что в нем говорит кто-то другой. Тот, что будил его во снах, тот, что заставлял его верить. Кажется, в этом бою он все же остался не один.
«Есть ли шанс, что мне осталось, за что противостоять? Ведь это все или ничего».
«Шанс есть всегда. Я не знаю».
«Поэтому ты на моей стороне. Ты не знаешь».
«Можешь считать и так».
- Я ценю твое беспокойство, Сэм, - и все же Люцифер был сбит с толку. Он чувствовал, что что-то идет не так. Он осторожно изучал выражение лица Сэма, как будто раздумывал, поддаться ли на этот обман. – Осознаешь ли ты, над кем смеешься?
- Осознаешь ли ты, что безнадежно опоздал? – Сэм покрутил рукой в воздухе. Все то сияние, что он скрывал в себе, что обжигало внутренности, что сжимало его сердце и мешало думать, все, что поддерживало его, немедленно сконцентрировалось в туманные очертания. Силуэт в его руке. Его взгляд был прикован к нему. Как и взгляд Люцифера. – Захария оказал мне огромную услугу. Странно, что ты не заметил этого, братишка.
«Я не замечал в тебе актерского таланта».
«Ответь мне, кто он. Я рискую своей жизнью, но я не знаю, есть ли мне к чему возвращаться. Не знаю, в курсе ли ты, но людям свойственно во что-то верить. Вера решает судьбы войн. Вера дает силы. У меня нет сил, Габриэль».
«Мне больше нечего тебе дать».
«Архангелы так легко сдаются? Тем, что ты помогаешь советами, ты не очистишь свою совесть».
«Меня больше нет, Сэм. Вера в меня давным-давно иссякла, жалкие остатки ты сжимаешь сейчас в своей руке. Это взаимная выгода. Я помогаю тебе, а ты освобождаешь меня».
«Как мне доказать, что я предназначен стать твоим весселем, а не его?»
«Ты уже знаешь меня. В каком-то смысле. Только ты можешь различать нас. Более никто. В этом твоя сила в данный момент, это твой козырь. Никто больше не знает, что я – не тот Габриэль, а он не я. У нас одна сущность. Ты связан с ней. А значит, для остальных связан и со мной».