На то, чтобы приготовиться, у него ушел весь день. Он обшарил все места в интернете, которые подходили бы, все школы, которые были в ближайшем округе. Уйдя с последней пары и попросив его прикрыть, он раздобыл и себе костюм и то, что должно было вечером стать символом его идеи. Расплачиваясь, он покраснел под осуждающим взглядом продавщицы, пришлось выдумать, что сестре. Она подобрела, но не особенно сильно. Он снова договорился обо всем – о машине, заранее побывал на месте и с трудом отсидел до вечера в их квартире, ожидая Габриэля. Он встретил его, вымотанного, прямо на пороге, отнимая и рюкзак, и заставляя стягивать кофту. Он был так захвачен предстоящим вечером, что даже не пытался зайти в душ или увлечь в очередные поцелуи, соскучившись за день – перед ним стояла задача гораздо более важная, чем это. Он с нетерпением сидел в гостиной, натянув на себя костюм и чувствуя себя глупо – он сразу становился неловким в пиджаке и этих брюках и, как следствие, стремительно потел и краснел от неудобства. Когда Габриэль неловко кашлянул с верхней ступени лестницы, Сэм замер, не в силах отвести от него взгляд – его костюм сидел на нем несравнимо лучше, как будто Габриэль и вовсе был рожден носить официальную одежду. Пиджак идеально подчеркивал его плечи и осанку, которую не каждому удается сохранить, особенно на такой работе, а черный цвет рубашки оттенял бледную кожу. Свободные штаны, спадавшие до совершенно новых ботинок, делали его зрительно выше. Он смущенно провел по волосам, поправил светло-коричневый галстук, отделявший черную рубашку от черного же пиджака, после чего наконец спустился.
- Глупо себя чувствую, - признался он, разглаживая морщины на пиджаке. Он замер, когда Сэм прикрепил аккуратную бутоньерку с белыми цветами. Он разглядывал белую ленту, оплетающую цветы, и такие же красивые белые листья, что вместе выглядело очень аккуратно и красиво. После чего он наконец поднял взгляд на Сэма, находя и на его груди точно такую же.
- Твоя мама будет нас фотографировать? – спросил его Сэм, после чего Габриэль, наконец, сообразил.
И покраснел.
- Я проболел выпускной, - признался он тихо, касаясь цветов на лацкане пиджака. – После этого у меня было ощущение, что я так и не отучился в школе, как все остальные. Не то, что никто бы не сводил меня туда из тех, с кем я бы пошел, но как символ…
- Никогда не поздно, - шепнул ему Сэм, приобнимая за талию и выводя из дома. Габриэль был настолько ошарашен его идеей, что даже не пытался угадать, куда они едут.
На этот раз его рука нашла бедро Сэма и неловко погладила его сквозь ткань штанов. Поднять взгляд на Сэма он не смог – они оба были зачарованы тем, как привычно на его левой руке выглядит их словно бы обручальное кольцо. Застеснявшись его, Габриэль хотел отнять руку, но Сэм не позволил. Он, не отрывая глаз от темной дороги, сжал его руку своей.
Дорога проходила в молчании. Сэм был занят ощущением предвкушения того, когда он сможет показать ему выбранное место, а Габриэль все больше и больше думал о том, как неловко будет прийти на школьный выпускной. Когда он хотел убедить Сэма повернуть назад, стараясь убедить его, что он оценил идею, Сэм только, улыбнувшись, свернул с подъездной дороги, ведущей к освещенной школе, где как раз проходил этот бал, к подножью холма. Он протянул руку Габриэлю, помогая выйти из машины, после чего провел по сухой земле на самую вершину. И хотя она была почти вся скрыта деревьями, стоя там, казалось, что ты прямо на спортивной площадке, ровно там, где решили устроить выпускной в этой школе. Они успели минута в минуту.
Габриэль снова очарованно разглядывал огромное количество разодетых подростков, стесняющихся друг друга. Он не выделял кого-то, просто смотрел на то, как парочки сменяются компаниями, как собираются преподаватели, а по периметру гаснут прожекторы, заменяясь самыми разнообразными фонариками. Наконец диджей объявил начало их последнего вечера в школе, а вместе с тем – и танцев.
Сэм протянул руку Габриэлю, приглашая его танцевать. С этого холма и впрямь казалось, что ты среди того света, среди той музыки, что раздавалась на всю округу. Это был медленный танец, самый нужный и единственный символичный из всего вечера. Габриэль нерешительно принял его руку, прошептав, что совсем не умеет танцевать, но на этом холме некому было оценить его танцевальные способности. Странное чувство захватило Сэма, когда он положил руки на его талию – ему казалось, что в тот момент существует два Сэма, для каждого из которых существует свой Габриэль, лишь с тем различием, что второй был гораздо моложе и неуклюжее, и их попытка потанцевать, кажется, в комнате общежития закончилась смехом и падением. Это было давно, не с ними, не могло быть с ними. Теперь они оба другие.